Михайловское, Тригорское — экскурсия по пушкинским местам

Я предлагаю вам иллюстрированный рассказ и видеосюжет о музее-заповеднике «Пушкинские горы» куда входят Михайловское, Тригорское, Петровское.  В эти места поэт приехал в 1824 году и прожил там почти 2 года. Надо сказать, Пушкин поначалу был в отчаянии от того, что из теплой культурной Одессы его отправили в глушь, в Псковскую губернию, где он был вынужден жить в маленьком доме в поместье своего отца. Но постепенно он полюбил это место, где им были создано создано более 100 произведений. Среди стихов поэта есть немало навеянных Михайловским, это  «Вновь я посетил», «Домовому», «Брожу ли я вдоль улиц шумных». Отголоски его впечатлений о жизни в  михайловской ссылке постоянно встречаются в «Евгении Онегине«, ведь тогда им были написаны 3, 4 и часть 5 главы романа в стихах. В конце  приводятся некоторые интересные факты о жизни поэта в Михайловском.

В 1824 году Пушкин был выслан из Одессы после конфликта с графом Воронцовым в Михайловское да еще оказалось, что отец, Сергей Львович согласился надзирать за сыном и докладывать о его поведении. Жизнь казалась Пушкину столь невыносимой, что он готов был попросить императора лучше уж посадить его в крепость. Но в ноябре семейство уехало, Пушкин остался один с няней, Ариной Родионовной.

Не избалованный любовью родителей, он с нежностью относился к этой крепостной крестьянке, нянчивший его в детстве. Летом Арина Родионовна жила в баньке, сегодня это домик няни, где есть экспозиция русского быта.

Но, честно сказать, все эти комнаты не имели никакого отношения к жизни Пушкина в Михайловском. Иван Пущин, навестивший своего лицейского друга зимой 1825 года, пишет, что в доме отапливались только несколько комнат, где жили няня и поэт. Дверь во все остальные помещения была закрыта. Возле прихожей — девичья, где дворовые девушки под присмотром Арины Родионовны занимались рукодельем.

А вот как его описывают современники : » В правой, в три окна, комнате, где был рабочий кабинет Александра Сергеевича, стояла самая простая, деревянная, сломанная кровать. Вместо одной ножки под нее подставлено было полено  (сегодняшняя кровать старая, но на четырех ногах). Некрашеный стол, два стула и полки с книгами довершали убранство этой комнаты». Кто-то дополняет, что и чернильницы не было. Чернила были налиты в банку из-под помады.  А Пущин пишет о беспорядке, который он застал, приехав  к другу в гости: «Везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда, с самого лицея, писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах)». Наверное, так не бывает, чтоб в музее на полу валялись обгрызанные перья и бумага. А жаль: нам было бы легче представить, что в этой точке земли почти 200 лет назад сидел в рубахе на кровати молодой человек и создавал один шедевр за другим: «Цыган», «Евгения Онегина», «Бориса Годунова», множество стихов.

Увлеченный поэзией, Пушкин уже не так тосковал. Пожалуй, удаление от света было полезным для него. Вот что пишет Пущин: «Тут, хотя невольно, но он все-таки отдыхает от прежнего шума и волнения; с музой живет в ладу и трудится охотно и усердно«. А Пушкин потом вспоминал:

Но здесь меня таинственным щитом
Святое Провиденье осенило,
Поэзия как ангел утешитель
Спасла меня, и я воскрес душой.

Из дома, стоящего на высоком берегу Сороти открывается тот же вид, что и при жизни поэта. Глядя на этот пейзаж, можно вспомнить пушкинские строки из стихотворения «Вновь я посетил»:

По брегам отлогим
Рассеяны деревни — там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре…

В Михайловском был большой парк. Если домом Пушкины занимались мало, так как приезжали только на лето, то за парком следили. В нем и сегодня немало поэтичных уголков. К дому подъезжали по еловой аллее.

В каждом русском поместье есть липовая аллея. В Михайловском ее зовут «Аллея Керн» в память о прогулке Александра Сергеевича с Анной Петровной Керн летом 1825 года, после которой появилось «Я помню чудное мгновенье».

Пушкин много ездил верхом — сначала по необходимости, чтоб поменьше находиться с семьей, а потом появилась потребность в ежедневных прогулках. О своей жизни Пушкин так писал брату Льву: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу мои записки, обедаю поздно, после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего французского воспитания». Впрочем, кроме поэзии, природы и сказок его дни все чаще заполняли поездки к ближайшим соседкам в Тригорское, которое сегодня, как и Михайловское, является частью заповедника Пушкинские горы.

Надо сказать, соседей Пушкин сторонился, дамы после  столичных красавиц  казались ему ужасными. Вот что он писал:

Но ты, губерния Псковская,
Теплица юных дней моих,
Что может быть, страна пустая
Несносней барышень твоих?

Поначалу его отзывы об  обитательницах Тригорского критичны:» Твои троегорские приятельницы – несносные дуры, кроме матери. Я у них редко. Сижу дома да жду зимы». Впрочем, к хозяйке  Тригорского  Прасковье Александровне Осиповой-Вульф Пушкин относился всегда уважительно. Среди друзей Пушкина было мало  людей столь преданных, как она. Между прочим, когда Пушкин не смог ужиться с отцом, он поселился в Тригорском, где Прасковья Александровна приняла его, как родного, и жил там до отъезда родителей. Ко времени михайловской ссылки Пушкина она второй раз овдовела и была главой большой семьи: пятеро детей от первого брака две дочки от второго, а еще она воспитывала падчерицу. Прасковья Александровна много читала на нескольких языках, интересовалась философией, политикой, при этом успевала твердой рукой вести хозяйство. Пушкин стал все чаще заглядывать к ближайшим соседкам и, в конце концов, полюбил его обитателей. Там он мог быть самим собой. Тригорское дало ему опыт тихих радостей семейной жизни, прежде ему неведомых.

Это было женское царство: с матерью жили две старших дочери Осиповой от первого брака — Анна и Евпраксия. Они составляли, по мнению биографа Анненкова, два противоположных типа, схожих с Татьяной и Ольгой в «Евгении Онегине». Анне Николаевне шел 25 год, она была сентиментальна, чувствительна, но в ее душе был огромный запас нежности и потребности любить. Она полюбила Пушкина. Но, увы, он, ценившей в Татьяне ее способность любить, к Анне остался равнодушен. Тон его писем к ней ироничен.  Да и в стихах ей не льстит.

Впрочем, позднее именно Анне Николаевне он посвятит стихотворение «Мороз и солнце, день чудесный».

Ее сестра Евпраксия, легкая, веселая нравилась ему куда больше. С ней он мог шалить, дурачиться. Однажды мерились талиями. И талии у них вышли одинаковыми. «Следовательно, то ли я имею талию 15-летней девушки, то ли она — талию 25-летнего мужчины. Евпраксия дуется и очень мила».

Накануне дуэли Пушкин проведет день с Евпраксией Николаевной, в то время баронессой Вревской. Кажется, она знала о предстоящем поединке. Жила в Тригорском  и Александра Ивановна Осипова — Алина, падчерица Прасковьи Александровны она была музыкальна и хорошо играла на фортепиано.

О других адресатах любовной лирики Пушкина вы можете почитать, пройдя по ссылке: Любовь в стихах и жизни Пушкина.

С младшими девочками — Катей и Машей он веселился, как будто сам был ребенком, а еще уговаривал строгую мать не перегружать дочерей уроками. Пушкина в Тригорском всегда ждали, выглядывали, не едет ли, а он любил подобраться к дому незаметно и влезть в окно. Дом в Тригорском был своеобразный: то ли сарай, то ли амбар, впрочем, украшенный колоннами. Когда-то в этом здании была полотняная фабрика. Сюда семья перебралась на время ремонта барского дома. Пока собирались ремонтировать, он сгорел. Так и остались жить в этом странном помещении.

Впрочем, внутри дом очень уютен. Пушкин, который мало заботился о комфорте своего жилища, с удовольствием сидел в гостиной Тригорского, слушая, как Алина играет на фортепиано.

Тихое течение тригорской жизни было нарушено летом 1825 года приездом племянницы Прасковьи Александровны Анны Петровны Керн. Они уже были знакомы с Пушкиным в Петербурге, поэт слегка заигрывал с ней, впрочем, относясь к ней с некоторой иронией.  Но в провинциальной глуши явление петербургской дамы сильно подействовало на него. И вот он для нее в гостиной Тригорского читает «Цыган», зовет всех в Михайловское, няня испекла пирог с морковью, они гуляют по парку. А перед ее отъездом от подаст Анне Петровне вчетверо сложенный листок с одним из самых известных своих стихов:

Правда, как вспоминает Анна Петровна, Пушкин подал ей листок со стихами, и вдруг, поглядев ее, попытался этот листок взять назад. «Что на него нашло?», — удивлялась Керн.

Рядом с гостиной — комната Прасковьи Александровны. Говорят, она заботилась, чтоб у Пушкина в Михайловском всегда на окне были полевые цветы. Когда в первые месяцы пребывания Пушкина в Михайловском его отношения в отцом стали невыносимы,  Прасковья Александровна поселила его в Тригорском.

Он потом посвятит ей эти строки:

Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;

Общество в Тригорском было не всегда чисто дамским, сюда на летние каникулы приезжал Алексей Вульф, студент, сын Прасковьи Александровны и приятель Пушкина, которому тот писал: