Степногорск. Завод Прогресс 70-80-е годы

В 70-е годы в Степногорске был построен самый большой микробиологический завод в СССР, оснащенный по последнему слову техники. Там делались биодобавки для нужд животноводства, средства защиты растений необходимые как крупным хозяйствам, так и дачникам, фермерам. Несколько позднее рядом выросло производство, про которое в городе ходило много слухов, все догадывались, что там производится бактериологическое оружие, но только уже в XXI веке мы узнали, что в СНОПБ работали со штаммами сибирской язвы. В 90-е годы «Прогресс», как и тысячи других заводов на пространстве бывшего СССР стал не нужен. На его месте возникали маленькие производства, потом их подвергали  банкротству, менялись хозяева, оборудование разрезалось на металлолом.

Какие-то предприятия существуют и сейчас, но завод «Прогресс», каким он был в период своего расцвета, остался только на фотографиях и в памяти тех,  людей, что пришли сюда работать молодыми специалистами и остались верными ему на всю жизнь. Или тех, кто давно уехал, но и им дороги воспоминания о предприятии, где прошла их молодость, здесь они стали хорошими специалистами. А еще все отмечают, что такого высокого уровня профессионалов, как на «Прогрессе», они больше не встречали. Надо сказать, этому заводу повезло больше, чем другим нашим предприятиям, потому что во время директорства Эдуарда Ивановича Перова была создана хорошая  книга «Трудные шаги «Прогресса», где рассказывается о предприятии, его истории, людях, есть немало фрагментов воспоминаний ветеранов завода.  Так что история завода уже зафиксирована. Но почему не попытаться ее дополнить, тем более, что почти все подруги моей молодости работали именно на «Прогрессе». И наши встречи проходили на фоне производственных разговоров микробиологов и химиков. И вот 3 последних недели я говорила по WhatsApp, Skype, беседовала по телефону с прогрессовцами, живущими в городе, пыталась вникать в подробности работы производства, где приходилось иметь дело с живыми существами, у которых, как у всех нас, свои особенности и даже капризы. В итоге у меня набралось несколько часов аудиозаписей, на их основе я и строю свой рассказ. кроме того, у меня собралось несколько десятков фотографий. Вот самые старые.

Какими темпами тогда строили! 8 августа 1970 года утвердили задание на разработку технического проекта завода «Прогресс», 30 декабря вышло постановление о его строительстве в 1971-75 годах. А за 2 недели до этого была образована дирекция завода во главе с Юрием Николаевичем Тимонькиным.  Он успел поработать на разных должностях в Бердском горкоме партии, потом была Высшая партийная школа при ЦК КПСС и 9 лет работы на Бердском химическом заводе. Теперь ему предстояло строить завод с нуля. Конечно, не совсем с нуля: на промзоне уже была ТЭЦ, вопросы водоснабжения решались сравнительно легко, а главное, в Степногорске была мощная строительная база. Собственно, поэтому для нового завода выбрали именно наш город. Но все это надо организовать. Любопытно, что, когда я разговаривала с ветеранами завода, мне говорили, что Тимонькин по специальности строитель, ведь он построил завод. Моя мама, которая курировала связь на всех строящихся объектах, рассказывала, что Тимонькин — единственный изо всех руководителей предприятий, кто разбирался в вопросах связи. Потом он руководил огромным сложным заводом, и никто не помнил, чтоб Юрий Николаевич где-то учился на микробиолога. Но все говорили одно: каждые день, рано утром он проходил по всем цехам, смотрел и сырье, и готовый продукт, говорил с начальниками ночной смены, рабочими, технологами. И ко времени планерки совершенно точно знал, что делается на заводе.

И еще один важный секрет его руководства: умение подбирать кадры, растить их и ценить. Далеко не всегда руководители умеют тепло писать о своих подчиненных. Когда читаешь воспоминания Тимонькина, видишь, как тщательно он подбирал людей и как ими дорожил. 31 декабря 1971 года в штате завода состояло около 20 сотрудников. Одним из первых был принят Юрий Арсентьевич Серов. Он был начальником отдела технадзора, а потом начальником ОКСа. На строящемся предприятии это была ключевая фигура. Серов, сын первого мэра Степногорска, был одним из немногих руководителей завода — степногорцев, как характеризовал его директор, человеком «размашистым, башковитым».

Юрий Николаевич в воспоминаниях признавался, что в первую очередь приглашал земляков из Бердска. Среди них Э. И. Перов которого Тимонькин позвал главным механиком и энергетиком, В. К Бочкарников — начальник службы тепло-водоснабжения, немного позже из Бердска приехала Т. Г. Коробейникова, главный приборист завода. Своего главного инженера В. Н. Давыдова Тимонькин нашел на одном из заводов Белоруссии. В следующем, 1972 году на завод приехала Ж. Н. Филитович, начальник службы КИПиА. Вот только некоторые из первых прогрессовцев.

Но, по мере приближения пуска завода, народу требовалось все больше. В 1974 было уже 1502 работника, в 1975 — 2035 человек. Понятно, что в первую очередь это дело кадровиков. Они искали рабочих в Бердске, и в Кургане, и в Анжеро-Судженске, где были училища и техникумы нужного направления. ИТР прибывали из Москвы, Ленинграда, Казани, Свердловска, Саратова, Томска. Но и директор активно занимался подбором кадров. Я читала в книге, да и воспоминания слышала о том, как Юрий Николаевич приезжал в вуз, полчаса общался с выпускниками, у которых уже было вполне приличное распределение в большие города. И после беседы чуть не половина курса отправлялась в Степногорск. Конечно, у Тимонькина был солидный козырь: женатым почти сразу давали квартиры, одиноким — хорошее общежитие. Э. И. Перов вспоминал, что, когда он с семьей прилетел в составе большого десанта из Бердска, их с встречал Ю. А. Серов, который подарил всем женам букетики полевых цветов, а на каждом — ключ от квартиры. Красиво.

Но не только материальными благами привлекал «Прогресс». Практически все, с кем я общалась, говорили: работать было интересно. Я не думаю, что сама по себе работа на микробиологическом заводе обязательно увлекательная. Значит, была на заводе такая атмосфера. Среди тех, кто стоял у истоков производства были специалисты высокого уровня, и молодые у них учились. В. П. Люленкова вспоминает В. Е. Григорьянц, прекрасного микробиолога, она приехала на завод со своими штаммами и много занималась их селекцией. С. И. Гимадеева говорила, что большим авторитетом для нее была Р. М. Абрамова, первый руководитель посевной станции, которая умела создать особую творческую атмосферу в лаборатории. С большим уважением вспоминали о Л. А. Бауэр. Говорили, что она с любым доктором наук могла говорить на равных. На заводе не жалели средств на обучение специалистов. Многие объехали весь Союз, побывав на разных предприятиях, и вкус к познанию сохранили на всю жизнь.

Те, кто приехали в 1974-75 годы, попали в горячее время: они осваивали профессию, одновременно готовясь к пуску. Тогда никто не считался со временем, работали, сколько нужно. Вот некоторые участники выпуска опытной партии энтобактерина.

А потом был запуск 1 цеха, начало промышленного производства. С. И. Гимадеева вспоминала, как разбили бутылку шампанского о ферментер, потом был небольшой банкет в столовой, и молодые инженеры были очень удивлены, когда директор отметил работу каждого из них. Они никак не ожидали, что Тимонькин вообще всех помнит. Она же вспоминала, что, когда Юрий Николаевич после долгого отсутствия вернулся на завод, он стоял у проходной и, когда видел старых специалистов, подходил к ним, расспрашивал, как их дела, не нужна ли помощь. Грустно, что ему пришлось увидеть смерть завода, который он построил.

Тепло работники завода вспоминают и Эдуарда Ивановича Перова. Говорят о нем как о человеке очень порядочном, интеллигентном. Когда Юрию Николаевичу пришлось уйти с завода, он не мыслил другого директора, кроме Перова, хотя тот отказывался. Эдуарду Ивановичу досталось руководить в тяжелое время, когда все уже начало распадаться, надо было искать пути, чтоб сохранить завод. Кто знает, проживи он дольше, может, у «Прогресса» была бы иная судьба…

Мои собеседники охотно рассказывали мне о руководителях завода и чаще всего, это были очень доброжелательные отзывы. Владимир Петрович Волков возглавлял один из совхозов Целиноградской области. Там его нашел Тимонькин и позвал на завод. Он был первым начальником производства лизина, а потом стал замом директора по общим вопросам: ведал снабжением, сбытом, весь вагонный парк был на нем, а еще — обустройство территории и порядок был идеальный. Эти фотографии, где  есть руководители завода, мне передала Наталья Леонидовна Кравченко.

На фото есть, например, А. И. Попов, главный инженер завода. Мне говорили, что это был очень удачный тандем — Тимонькин и Попов. Импульсивный характер директора в сочетании с выдержанным, уравновешенным поведением главного инженера делали, например, планерки, очень конструктивными.

А. Г. Зацарный с 1984 года возглавлял профком завода. Тогда на профсоюзном учете состояло 4000 человек. Говорили, что он умел находить общий язык практически с любым человеком, сразу общаясь с ним как с давним знакомым. И, как положено председателю профкома, знал, как строить хорошие связи между народом и руководством.

А. А. Антонов приехал тоже в самом начале: в 1975. После Новосибирского университета о технологии, конечно, представления не имел. Как все, учился в процессе монтажа и запуска производства лизина. Преодолел, научился. Работал заместителем начальника цеха. А потом стал начальником производства биопрепаратов. Производство очень большое, наверное, было трудно, но тоже все получилось. В начале 90-х на «Прогрессе» начали делать спирт. Областное начальство еще в советские годы хотело, чтоб на «Прогрессе» наладили его производство, ведь  в Казахстане не было таких предприятий. Руководители завода долго отказывались. Но потом, когда после развала СССР надо было выживать, на «Прогрессе» наладили его выпуск, сначала технический, а с 1997 — пищевой. Возглавил производство опять Алексей Аркадьевич. Коллеги говорили, что ему всегда интересно было осваивать что-то новое.

К сожалению, в рамках одной публикации невозможно написать о многих достойных работниках завода, но в книге «Трудные шаги «Прогресса» хорошо и тепло написано о многих из них. Я полагаю, у большинства старых заводчан она есть. Стоит ее перечитать.

Но вот напоследок еще фотография, которую многие работники завода хорошо знают. Она есть в комплекте открыток «Концерн «Биопрепарат» ПО «Прогресс». Фото планерки при Э. И. Перове. Но, наверное, ее будет интересно посмотреть еще раз.

Собираясь писать о «Прогрессе», я предполагала, что это будет рассказ об истории завода, о его людях. Но, когда я стала рассматривать фотографии цехов, слушать специалистов, то поняла, что без рассказа о том, как работал завод, не обойтись. Задавала вопросы, мне на них терпеливо отвечали, хотя, думаю, моим собеседниками было нелегко объяснять что-то о технологических процессах человеку, который и в микроскоп-то никогда не смотрел. Но, несмотря на то, что биология никогда не была моим любимым предметом, мне стало интересно. Чем больше я узнавала, тем чаще возникали новые вопросы, мне объясняли. В общем, что-то я чуть-чуть поняла, и с помощью бывших работников завода проведу экскурсию по его цехам и лабораториям. Не для того, конечно, чтоб рассказать химикам и микробиологам об их работе. Но сюда могут забрести любознательные люди разных возрастов. Пусть знают, как работает микробиологическое производство.

С чего начать? Пожалуй, с этих фотографий. На заводе был музей. Вот его сотрудники.

Почему музей? Обычно там все заканчивается. На «Прогрессе» наоборот. Те культуры, которые поступали на завод, скажем, из Московского НИИ генетики, попадали сюда и хранились в музее, пока в них не возникала потребность. Если бы они были чем-то неодушевленным, хлопот было бы немного: положили — пусть лежат. А здесь — живые существа, все со своими запросами. Одни, например, любят, чтоб их хранили в сухом виде, другие — под слоем масла. А еще время от времени культуры надо пересевать. Но в один прекрасный день их решают запустить в производство. Следующий пункт — посевная станция. Вот ее коллектив перед своим зданием.

Посевная была создана в 1974 году, раньше, чем заработали цеха. Я  уже упоминала ее первого начальника Раису Михайловну Абрамову. О ней вспоминают не только как об очень грамотном специалисте, но и руководителе, с которым было всегда хорошо работать. Она никогда не повышала голос, но уважали ее все. И своих работников никогда не давала в обиду. Наверное, поэтому коллектив там был дружный, а работники очень квалифицированные. Вот еще фотографии работников посевной.

О работе этой службы мы говорили с Л. Т. Усачек.  Я задавала наивные вопросы, Людмила Тадеушевна очень доступно и интересно на них отвечала. Она объясняла: чтоб подготовить культуры для производства, их сеяли и выращивали в пробирочках на питательной среде. Это называлось «нарабатывать косячки.» «Косячки» меня пленили, и я захотела посмотреть, как это все выглядит.  В результате Людмила нашла фотографию, и, получив их, я испытала радость коллекционера, нашедшего раритет. Откуда такое название — косячки? Видите, питательная среда на агаре скошена? На нее сеют микроорганизмы, и тогда это называется культура.

Меня очень заинтересовало, чем эти микроорганизмы питаются. Оказалось, им нужно то же, что и нам: белки, жиры, углеводы. Углеводы, например, они получали с мелассой, густой темной жидкостью, отходами от производства сахара из сахарной свеклы. Но вот что любопытно: на одной мелассе какие-то микробы отлично росли, на другой — не хотели, хотя сахара везде одинаково. И агар тоже не всем нравился один и тот же. Какие гурманы, однако, в этом микромире! Чтоб они получали качественный белок, им готовили бульон из отборной говяжьей вырезки. А еще на пшено сеяли. Варили  им кашу по особой технологии. И, хотя были конкретные рекомендации, чем кого кормить, но в жизни все оказывалось куда сложнее. Приходилось подстраиваться, искать то, что эти маленькие существа любят. Так что работа в посевной никак не механическая, а очень даже творческая.

Все эти бациллы, бактерии, грибы росли под внимательным наблюдением микробиологов, а потом приходило время отпускать их в большую жизнь. Для нее годились не все, а только самые активные. Этих наиболее достойных отправляли в цеха.

Замечу, что на «Прогрессе» было 2 микробиологических производства: средства защиты растений и лизин. Было еще  производство премиксов, где смешивались разные ингредиенты, которые потом добавляли в корм скота, но я буду писать только о микробиологии.

Начнем с СЗР, тем более, что как раз с них началась работа завода. Предполагалось сначала производить энтобактерин. Он хорошо помогает, скажем, в борьбе с капустницами-белянками.  В книге пишут, что в 1975 году запустили его в производство, но через полгода отказались. То ли сказалось отсутствие опыта, то ли культуры были некачественными, но поначалу 70 % продукции шло в брак. Молодые технологи столкнулись с самыми страшными существами для микробиологов — фагами, которые пожирали с таким старанием выращенных бактерий. Через полгода перешли на дендробациллин. Он не только от белянок, но и от разных других вредителей: гусениц смородинной листовертки, крыжовниковой огневки, пяденицы и личинок пилильщика и т д. И с этим препаратом уже особых проблем не было. А потом начали выпускать гомелин — против вредителей леса, за ним приезжали аж из Магадана. Битоксибациллин хорошо помогает от колорадского жука и т.д. Позднее наладили производство витамина В2, тилозина —  антибиотика, с помощью которого лчат многие болезни животных. Так что название СЗР уже не годилось. Поэтому производство переименовали в «Биопрепарат«.

Процесс шел на протяжении нескольких суток в 3-х цехах: в 1 и 2 — ферментация, в 6 — сепарация, сушка и фасовка, там же одно время и среды делали. Почти все, кто приехал на завод в первые годы, начинали на СЗР. Так, Нина Михайловна Руднева после техникума начала работать аппаратчицей, потом — мастером, инженером-технологом 6 цеха. Она принесла мне много фотографий разных цехов завода, и первая немного рассказала, как работало производство. Я это попыталась переварить и, в меру своего понимания, изложить.

Итак, наши микроорганизмы попадают в цех, сначала их снова сеют, теперь уже на жидкую среду в посевных аппаратах. А потом по трубам она поступает в ферментеры, здоровенные аппараты по 60 кубов из нержавейки. В 1 и 2 цехах их было по 30 в каждом. В ферментерах наши микроорганизмы переживают свой звездный час. Они плавают среди всяких вкусностей в виде рыбьего жира, кукурузного крахмала, все той же мелассы и т.д. Все вокруг только и думают о том, чтобы фаг какой не залетел, чтоб температура была комфортная, кислород подавался в достаточном количестве. Аппаратчики следят за всем этим по приборам, создают стерильную чистоту в цеху, лаборатории каждый шаг держат под контролем. Кто бы о нас так заботился! В этом санатории они живут сутки-двое, кому сколько положено.

А потом все, окончен бал. По трубам они попадают в 6 цех, сначала в сепараторы, где их крутят вертят, пока масса не разделится на сметанообразную и жидкую.  А дальше еще страшнее: сушат при высокой температуре и, получившийся порошок, фасуют. Грустно! И потом, для чего все было, если они умерли? Народ, который хорошо учил в школе биологию, наверное, уже понял, в чем моя ошибка. А я узнала только под старость, чем отличаются бактерии от бацилл. Первые-то правда, умирают, а бациллы, если что не так, переходят в состояние спор и живут так  до лучших времен.

Вот мы про себя думаем, что мы — цари природы, а из людей только самые продвинутые йоги умеют то, что эти бациллы давно освоили: приостановить сердце, замедлить дыхание и сидеть себе в позе лотоса. Да, а лучшие времена непременно настанут. Потому что пакеты с этим порошком купит какое-нибудь хозяйство. Дальше, согласно инструкции, нужное количество, скажем, битоксибациллина разведут в воде. Споры начнут постепенно выходить из транса. Потом разбрызгают раствор над картофельным полем, где уже ползают эти подлые гусеницы колорадского жука и пожирают листья. И вот с куском листа они начнут заглатывать наших бациллок. А тем только того и надо. Попав внутрь, они совсем оживают и начинают гусениц, а порой и жуков убивать. Вот тебе! Не будешь, жук, есть нашу картошку! Я только одного пока не знаю: когда вредители умирают, что происходит с нашими маленькими друзьями? Они тоже погибают или снова переходят в состояние спор? Если верно второе, то вот оно — бессмертие, которого мы так жаждем! Правда, мне бы такого не хотелось.

Однако из мира микробов вернемся в наш, человеческий. В каждом цеху работало человек по 100: аппаратчики, лаборанты, технологи. Валентина Петровна Люленкова, которая в первые годы работала в лаборатории 2 цеха, рассказала, что цеховые лаборатории занимались не только контролем за технологическими процессами. Там тоже было много исследовательской работы, особенно поначалу. Им прямо в цеху приходилось осваивать новые штаммы, заниматься их селекцией. Супруги Григорьянц, прибывшие из Еревана, привезли свой штамм, на «Прогресс» постоянно приезжали москвичи, они тоже совместно с заводскими лабораториями работали над испытанием и внедрением своих культур в производство. 5 лет регулярно приезжала на «Прогресс» Э. Р. Зурабова из одного из московских НИИ. Совместно с нашими инженерами она занималась разработкой технологии и внедрением в производство своего штамма Z 52 (лепидоцид). Кстати, приезжие всегда восхищались тем, как отлично был оснащен завод самым передовым оборудованием. Вот несколько фотографий заводской лаборатории 2 цеха от В. П. Люленковой и Л. Т. Усачек.

Я знаю, что это фотографии уже более поздние, и 2-й цех был другой, но изображены там те же асы микробиологии и химии, которые работали на заводе почти с начала и всю жизнь. А та плоская посудина, что держит В. П. Люленкова, называется матрас. На таких сеяли новые культуры в цехах. Вот еще фотографии работников СЗР от Н. М. Рудневой.

А это руководители Биопрепаратов, фотография от Валентины Васильевны Захватаевой.

В. А. Покоева была из числа тех, кто запускал производство еще мастером, и дошла до заместителя начальника производства. Строгая, педантичная, ее побаивались, но как на производстве без порядка?

Важным продуктом, который делал «Прогресс» был лизин. Его производство велось в 3, 5, 7 и 8 цехах. Схема была такая же: ферментация, сепарация, сушка. Правда, поначалу было вакуум-выпаривание. Но, если я правильно поняла, там-то были бактерии и они в итоге погибали. Однако жили они не зря, потому что в процессе свой короткой жизни выделяли этот самый лизин, который является одной из  восьми незаменимых аминокислот. Он — строительный материал тканей и клеток. Если лизина не хватает, мы делаемся злыми, плохо соображаем, снижается иммунитет. Люди его получают с разными продуктами, причем, оказывается, больше всего его в красном мясе (а, говорят, его есть нельзя). На «Прогрессе» лизин делали для домашнего скота и птиц, и мне очевидцы рассказывали, как хорошели куры и свиньи, когда им в корм добавляли отруби с лизином. Теперь в 7 цехе — Астана нан, химические гербициды, в 8 вообще нет ничего, но здания вот стоят. Кстати, прогрессовцы всегда подчеркивали плюсы их продукции:  микробиологические средства для борьбы с вредителями уничтожают только определенных насекомых, а всяким хорошим пчелкам и прочим насекомым это не вредит. А вот химические инсектициды убивают всех без разбора.

Я прочла в книге «Трудные шаги «Прогресса», что основным инициатором производства лизина был главный инженер завода В. Н. Давыдов. В СССР к тому времени был только один завод, который выпускал этот продукт — в Латвии. Первый лизин был получен в январе 1977 года в 3 цехе, а через несколько недель и в пятом. Поначалу он был жидким и с не очень высокой концентрацией основного вещества — 11 г на литр. Меняли технологию, занимались селекцией. Научились делать сухой препарат, чего не умел делать никто в стране. Потом стали получать лизин в гранулах, где концентрация уже выходила за пределы 50 процентов. Говорят, на завод приезжали японцы. Они приобрели у НИИ Генетики штамм, с которым работали у нас. Поэтому их интересовала наша технология. Болгары до последнего покупали прогрессовский  лизин. В конце уже не деньгами, а бартером расплачивались. Мы им лизин, а они нам —  свои консервы. Первым начальником производства лизина был В. П. Волков, я уже о нем писала. А потом — с начала 80-х — Николай Николаевич Башанов.

Много рассказывала мне о заводе, и особенно, о тех, кто работал на производстве лизина Валентина Васильевна Захватаева. Я видела, как ей хочется, чтоб было упомянуто как можно больше работников производства. Вот люди из ее списка: Могила Н. В., зам. начальника производства, Бугреев В. Н. – начальник цеха №8., Трофимова  В. Н. – прошла путь от аппаратчика до начальника. цеха. (А в настоящее время – до директора). Табаков И. Е. – зам. начальника цеха 5, Шиманаев В. А., Гостев В. В. начальник 7 и 3 цеха. Кулигин В. А.  Сама Валентина Васильевна приехала в 1976 году и стала работать на лизине со времени пуска производства мастером 7 цеха, позднее — заместителем начальника, а потом в биопрепаратах — начальником 306 цеха. Вот несколько присланных ею фото. Они не связаны с производством, но как интересно даже мне, никогда на заводе не работавшей, увидеть знакомые лица!

Я тут нашла свою классную руководительницу еще по Майли-Саю — Анфису Семеновну — на верхнем фото слева! Она вела нас с 5 по 10 классы. А, переехав в Степногорск, стала работать на производстве. 10-летие лизина. На фото ниже — знакомые мне лица: Н. Артес, Н. Чайковская. Все молодые, нарядные. Нина Чайковская, которая работала сначала механиком, а потом начальником цеха на лизине, была  членом клуба «Ренессанс» при библиотеке. Такие были хорошие времена! Мы читали книги по  итальянскому Возрождению, делали доклады о художниках, а потом они часами говорили о работе. Благодаря ей, Ире Турсковой, Гале Гуц я много знала о заводе и его людях в 70-е годы. С ними и с Нелей Артес мы перезваниваемся до сих пор.

В 1975 году на заводе была создана Центральная заводская лаборатория. Первым ее начальником был Я. И. Щербатый, потом О. Е. Григорьянц. С 1985 года возглавил ЦЗЛ Л. Ю. Замыцкий. О нем хорошо написано в книге о заводе, а я знала его немного как краеведа. Никто лучше Леонида Юрьевича не знает окрестности города.

Почти все препараты, прежде чем их начнут выпускать в цехах, сначала апробировались здесь. Порой с некоторыми работали несколько лет, но зато потом производственники освобождались от многих проблем при его внедрении. На четырех этажах ЦЗЛ было много разных лабораторий. Там делались среды, занимались селекцией культур. В лаборатории была уникальная опытная установка, которая позволяла в маленьких агрегатах — полтора куба — провести полный промышленный цикл. Только в отличие от цеховых  между ферментером и сепаратором трубопровода не было, приходилось перегружать вручную. Так что умственная работа сочеталась с физической. Вот несколько фотографий работников ЦЗЛ из группы «Прогрессовцы всех стран, соединяйтесь!»

Очень важным подразделением на заводе была фаговая служба. Потому что, как мы помним, с самых первых дней главной бедой микробиологов стали фаги — пожиратели бактерий.  Ее сотрудники работали непосредственно в цехах, отслеживая, не появятся ли  эти вредные существа на одной из стадий производства и даже в готовой продукции, потому что  если там будет хоть один, то прежде, чем партия покинет завод,  он все съест. Первая лаборатория была создана в 6 цехе, ее первым руководителем была Лидия Андреевна Робертус. Долго эту службу возглавляла Светлана Исхаковна Гимадеева.

Вот еще несколько неслужебных фото прогрессовцев.

В 90- е годы на «Прогрессе, как и везде, произошли крупные изменения. После развала СССР завод стал казахстанским предприятием. Руководство государства пригласило зарубежных экспертов, и они дали заключение, что завод надо сегментировать, разделив его на небольшие предприятия. Желающих прибрать к рукам эти осколки самого большого в Союзе микробиологического  предприятия было немало. Первыми продали цеха по производству лизина. Их новый владелец, конечно, не думал о производстве, его интересовали ферментёры и другое оборудование из великолепной нержавейки, которые сразу продал в  металлолом.  В частных руках оказался и мощный энергокомплекс.

Дольше других продержался «Биопрепарат», где», где делали СЗР, антибиотики, начали выпуск этилового спирта. Причем спирт получают не химическим синтезом, а брожением, то есть шел биотехнологический процесс. Это было рентабельное производство. Вся документация была в полном порядке, это признавали многочисленные проверяющие, которые тоже алчно смотрели на сохранившуюся нержавейку. Они поражались, что и оборудование, и электропроводка до сих пор на месте. «Биопрепарат» признавали благополучным предприятием, но все равно оно было выставлено на аукцион и продано. Новые собственники продолжили реконструкцию производства этилового спирта, в результате наращивались мощности, и  добились значительных успехов. Степногорский спирт славится своим высоким качеством.

На базе советского производства премиксов и комбикормов возникло предприятие ТОО «Агровит», оно продолжает выпуск этих продуктов до сегодняшнего времени. Аналогичное предприятие организовано и у другого собственника.

В незанятых цехах новыми владельцами было организовано два производства химических пестицидов. Одно из них выросло в крупное предприятие ТОО «Астана-Нан». Оно производит современную тару  (канистры),  частично осуществляют химический синтез, фармацию, сушку и фасовку. Но это уже все химия. Такого крупного микробиологического производства, как «Прогресс», в Казахстане теперь нет.

Ну а теперь о самом секретном производстве нашего города. Мне говорили, что по линии гражданской обороны уровень секретности Степногорска устанавливался не по предприятиям ЦГХК, а по производству, которое звали то складским комплексом, то 2-й площадкой, то СНОПБ. Про него ходили разные легенды: что там свой аэродром, а здания уходят в землю на много этажей. Поэтому, когда я встретилась с Владимиром Алексеевичем Митюшкиным, который попал на это производство прямо из Карагандинского политеха в 1976 году, я спросила сразу об этом. Он сказал, что аэродрома никогда не было, хотя была вертолетная площадка. На страничке Олега Ефимовича Волкова в ОК есть много фотографий периода демонтажа. Он мне показал, где это место: на фото со спутника — пятно немного левее центра. А ниже — основные здания СНОПБ — еще не до конца разобранные.

Сначала возглавлял производство Э. И. Перов, потом Ю. П Давыдкин, с 1983 года — К. Б. Алибеков, а с 1987 — Г. Н. Лепешкин. В. А. Митюшкин, рассказал, что он, как и другие работники тех времен, занимался надзором за строительством и монтажом. Кстати, подземных этажей тоже не было. Были корпуса, которые были построены немного ниже поверхности и сверху засыпаны землей. Владимир Алексеевич очень тепло вспоминал строителей: и руководителей, и  прорабов. Это были настоящие профессионалы. Какое было качество строительства! Ведь к этим зданиям предъявлялись особые требования: нужна была повышенная прочность и герметичность. Когда потом приехали американцы, чтобы разрушить это производство, ох и тяжело пришлось! Опять обращаюсь к фотоальбому О. Волкова «СНОПБ». Как мы строили наоборот». Там хорошо видно, насколько трудно было ломать толстые железобетонные стены.

Владимир Алексеевич был потом руководителем корпуса 221. Это было самое высокое здание на всем заводе 27 метров. Я, конечно, допытывалась  у него, о том что в каком здании происходило. Он отвечал, хотя чувствовалось, что его это немного напрягало: столько лет даже слова «сибирская язва» произносить было нельзя, да и неясно, что сегодня можно говорить, а что все же нет. В 221 здании была ферментация. Про этот процесс я уже писала, вот только микробы здесь подрастали другие. И меры защиты применялись очень серьезные.

Наряду с 221 особенно старательно разрушали 600 здание. А что там делали, можно спокойно прочесть в интернете, где выложена книга К. Алибекова «Осторожно! Бактериологическое оружие!»   по этой ссылке можно эту книгу почитать или скачать.: https://bookscafe.net/book/alibekov_alibek_kanatzhan_ken-ostorozhno_biologicheskoe_oruzhie-142754.html

Вот фрагмент из книги: «В Степногорске создание оружия на основе сибирской язвы началось с небольшого количества бактерий, помещенных в герметически закупоренную ампулу. Одной такой ампулы достаточно для производства огромного количества боеприпасов». Жуть какая, да?

Известно, что Канатжан Алибеков выехал в США и в рамках борьбы за мир, слил им секретную информацию. Правда, справедливости ради надо сказать, что он был не первым военным микробиологом, уехавшим за океан. Забавно: люди много лет делали бакоружие, и никак против этого не возражали, пока жили здесь, а бороться за мир начали на территории возможного противника. Тем более, что Штаты, уничтожив наши закрытые объекты, у себя того же делать не стали. Конечно, хорошо, что возле города теперь нет сибирской язвы, ведь теперь узнаем, что были случаи заражения среди работников. Алибеков сам рассказывает, как заболел рабочий, у которого была ранка на шее. Скоро стало ясно, что больной погибнет. Цитирую: » Но мы решили сделать последнюю, отчаянную попытку спасти ему жизнь и ввели ему огромную дозу сибиреязвенной сыворотки. Это неожиданно помогло — больной стал выздоравливать«. Рассказывали мне и о другом случае, когда сантехник поранил руку. Хотя, может, это просто разные версии? Да, вернемся к 600 зданию. Впрочем, знающие люди сомневаются в реальности выздоровления человека, который уже заразился.

Алибеков пишет так: «Здание 6ОО», стало самой большой испытательной базой в Советском Союзе. Высотой оно было более пятнадцати метров, внутри размещались две гигантские камеры из нержавеющей стали для испытания оружия. Первая была сконструирована таким образом, чтобы выдерживать мощный взрыв, и использовалась для определения степени разрушения и мощности рассеивания аэрозольных смесей, содержавшихся в бомбах. Вторая предназначалась для опытов над животными. »

Главу о Степногорске автор назвал так:  «Успех. Степногорск. 1983 — 87 годы». Как следует из книги, степногорские микробиологи смогли сделать то, что не получалось на других предприятиях. В 1984 году Э. И. Перов и В. Ф. Панфилов получили Государственную премию СССР. Ряд других работников, а среди них — В. А. Митюшкин были награждены орденами. Не пишут, за что, но…

Говорят, американцы, приехавшие на «Прогресс», очень много знали не только о производстве, но и о людях, которые там работали. Они понимали, что это ценные специалисты и опасались, что кто-то из них применит свои знания в другом месте. А насчет кадров — они там, конечно, были отборные. Татьяна Петровна Дволучанская работала в СНОПБ с 1984 года в 211 корпусе, где приготавливали питательные среды. Она вспоминает, как много там было очень грамотных людей, настоящих ученых, защитивших потом диссертации. Особенно выделяла Виктора Федоровича Панфилова.

Ирина Никитична Марчук, которая работала в 221 корпусе поделилась фотографиями, нескольких работников того производства: В. Ф. Панфилов, тогда главный технолог цеха ферментации. Как и на других участках микробиологического производства  здесь тоже не было готовых рецептов, как работать с культурой, на многие вопросы надо было находить ответы в процессе работы. В этом роль В. Ф. Панфилова была очень велика, не случайно ему дали Государственную премию.

На фото справа — А. И. Сметанн, он заведовал участком вентиляции. И любой сбой этой системы приводил к остановке всего производства. Многие бывшие работники института, получив большой профессиональный опыт, потом успешно занимались наукой и производством в разных отраслях. Н. Торопова — доктор наук работает в онкологическом центре в Самаре. А. Жвакин был генеральным директором фармацевтического завода в Челябинске, а потом попал в дирекцию СИБУРа — очень крупной нефтяной компании. Т. М. Заборская работала  в институте биотехнологии.

Жалко, что такой потенциал — и промышленный, и человеческий не только СНОПБ, но и всего «Прогресса» в конце концов, оказался ненужным. Ведь и на секретном производстве занимались не только бакоружием. Возвращаюсь к книге «Трудные шаги «Прогресса» и читаю, что там например, разрабатывали генно-инженерный инсулин, была освоена технология реаферона, очень эффективного лекарства для онкобольных. Был еще профезим, лекарство от ожогов. Многие работники завода пользовались этим препаратом и говорили, что эффект удивительный:  после лечения им, от ожогов не остается и следа.

Наверное, если бы государствами — всеми постсоветскими —  управляли люди хозяйственные, которые постарались использовать все, что было наработано в предшествующие годы, мы жили бы иначе. Но вышло то, что вышло. И в наших силах теперь только постараться сохранить добрую память о хороших людях, отличных профессионалах, которые создавали заводы, умели и любили работать, думали больше о деле, чем о деньгах, для которых были не пустым звуком такие несовременные понятия, как честь, долг, патриотизм.

Я понимаю, что рассказала лишь о малой части жизни «Прогресса». например, за пределами повествования остались многих службы завода, скажем, эгнргослужба, возглавляемая Бугаенко Б.  Ни одно предприятие Степногорска так не нуждалось в электричестве, паре, как микробиологический завод. А как важна была механическая служба во главе с легендарным Н. М. Лопадиным, ветераном войны, первоцелинником! Были еще спорткомплекс, поликлиника, свиноферма, профилакторий, пионерский лагерь, — да мало ли. Свой рассказ я основывала лишь на тех воспоминаниях, которыми со мной поделились ветераны завода и на книгах. Других источников у меня не было. Если вы захотите что-то добавить, пишите в комментариях, их тоже увидят читатели моего блога.