«Из пламя и света…» Лермонтов, Демон, Печорин

Михаил Юрьевич Лермонтов — классик русской литературы, великий поэт. Мы изучаем его биографию в школе, заучиваем стихи, пишем сочинения о Печорине или Демоне. Обыденные скучные школьные задания. А кому не хочется необычного, таинственного? Между тем, именно жизнь и поэзия Лермонтова дают нам возможность вступить в мир тайны. Загадочна его личность, потому что он никого не подпускал близко, скрываясь за маской иронии. И лишь по печальному взгляду на  портретах мы догадываемся о его тонкой ранимой душе. У Лермонтова много прекрасных любовных строк, но мы можем только предполагать, кто их адресат. А сколько вопросов возникает, когда читаешь его стихи, поэмы, прозу! Чем поэта в 15 лет привлек образ Демона настолько, что он возвращался в нему всю жизнь? Что притягивает в Печорине, несмотря на его эгоизм? Пушкин и Лермонтов никогда не встречались, но тогда почему мы постоянно обнаруживаем пересечение их судеб и стихов?

Нажав на строку содержания, вы перейдете на соответствующую главу.

Содержание

    1.  «Человек в маске». Не понятый современниками Лермонтов 
    2. Некоторые юношеские стихи «Ангел». «Смерть»
    3.  Демон в поэзии и жизни Лермонтова
    4. Презентация «Лермонтов и  Врубель»
    5. «Печально я гляжу на наше поколенье». Печорин — чем отталкивает и притягивает
    6. Лермонтов и Екатерина Сушкова
    7. Варенька Лопухина — тайная любовь Лермонтова?
    8.  «На смерть поэта». Пушкин и Лермонтов. Поздняя лирика.
    9. Смерть Лермонтова. Стихи «Сон». «Пророк»
    10. Что писали  о Лермонтове после его смерти.  

 Человек в маске. Не понятый современниками Лермонтов

Самая известная его пьеса — «Маскарад.» Что может быть веселее этих праздников, где люди, скрытые масками, чувствуют себя такими свободными и раскрепощенными? А у Лермонтова в драме — тяжелая страсть, горе,  предательство, смерть, безумие, трагедия непонимания, недоверие и, в конечном итоге, одиночество.

Лермонтов и по жизни прошел, как человек в маске сквозь пеструю толпу маскарада. Его брали за руки, похлопывали по плечу, но никто не видел его лица, не всматривался в его глаза. Хотя нет, глаза видели. О них писали тоже очень по-разному: «красноватые глаза», «красивые, умные», «долгий пронзительный взгляд»,» тяжелый взгляд, смущавший нервических людей». Но это лишь внешние признаки. А что внутри?

За неполные 27 лет, что прожил Лермонтов, его знали сотни людей. Кто-то считал, что у него ровный, веселый, живой характер. Другие утверждали, что он имел характер» тяжелый и несходчивый». Были свидетельства его доброты, хотя другие считали его едким и злым человеком. Товарищи по службе видели в нем кто смелого офицера, кто нерадивого служаку. Для многих он был обычным гусаром, участником пирушек, заводилой проказ, сочинителем стишков довольно вольного содержания.

С литературной братией знакомства он почти не водил. Белинский, встретясь с ним и поговорив, решил, что это — редкий пошляк, отговаривал знакомых иметь с ним дело. Впрочем, посетив Лермонтова во время его сидения под арестом, Белинский был поражен его искренностью. Но это был один из редких случаев, когда Лермонтов подпускал кого-то к себе близко.

Мне хотелось найти портрет Лермонтова с высокомерным взглядом светского человека, с пустым взглядом солдафона, но менялись костюмы, лицо мужало, взрослело, а неизменным оставалось только одно: глубокая печаль в глазах, печаль обреченного на одиночество человека.

И когда летним вечером 1841 года в окрестностях Пятигорска разразилась гроза, вспышки которой освещали лежащего в неловкой позе с раной в боку только что убитого Лермонтова, среди растерявшихся товарищей не было тех, для кого его смерть стала бы трагедией, или кто осознал бы, какая это тяжелая потеря для России. Большинство знавших его, решили, что он сам виноват в своей гибели, что пагубная привычка издеваться надо всеми, сделала закономерным его печальный финал. Царь Николай I тот и вовсе сказал: «Туда ему и дорога».

И только его бабушка, Елизавета Алексеевна, когда ей, наконец, решились сообщить о смерти Мишеньки, так долго плакала, что уже не могла поднять глаз. Она жила еще 4 года, но ничего не видела.

После смерти Лермонтова почти забыли. А когда, по прошествии времени, уже вглядываясь издалека в его лицо, вчитываясь в его стихи, одни видели в нем демона — разрушителя и в жизни, и в стихах, человека, одержимого гордыней. Другие же говорили о светлой, задушевной, теплой вере, о том, что он пришел в этот мир как вестник высоких миров.

У Лермонтова есть странная строчка: «Из пламя и света рожденное слово». Ему сразу указали на ее грамматическую неправильность. Надо говорить «из пламени». Он пытался исправить, не вышло. Махнул рукой, сказав, что и так сойдет. А она и по смыслу странная. Почему надо разделять свет и пламя, разве они не связаны, разве свет не порождение пламени?  А, может как раз в этом его суть. В его жизни, в его поэзии столкнулись две стихии: подземное пламя и небесный свет? И уникальность его произведений в том, что они стали ареной битвы высокого и низкого: пламени ада и тоски по раю?

Божественный Пушкин мог свободно парить в небе поэзии, это не стоило ему никакого труда. Взлет же Лермонтова захватывает и потрясает, потому что огромная сила тянет его вниз, и какими же могучими должны быть крылья, чтоб преодолеть эту силу и взлететь? 

  Некоторые юношеские стихи Лермонтова. «Ангел».  «Смерть»

Он жил здесь и сейчас, но было в его жизни что-то тайное, недоступное, необъяснимое. Он не говорил об этом, но уже в ранних стихах появляются необычные образы и мотивы. В 16 лет Лермонтов написал стихотворение, которое он назвал «Смерть». Сегодня мы нередко читаем свидетельства людей, переживших клиническую смерть. То, о чем писал юный Лермонтов, очень похоже на эти описания.

Ласкаемый цветущими мечтами,
Я тихо спал и вдруг я пробудился,
Но пробужденье было тоже сон…
Казалось мне, что смерть дыханьем хладным
Уж начинала кровь мою студить…

Между двух жизней в страшном промежутке
Надежд и сожалений ни о той,
Ни об другой не мыслил я не мог
Понять, как можно чувствовать блаженство
Иль горькое страданье далеко
От той земли, где первый раз я понял,
Что я живу…
Так думал я и вдруг душой забылся
И чрез мгновенье снова ожил я,
Но я не видел вкруг себя предметов
Земных и боле не помнил я
Ни боли, ни тяжелых беспокойств
О будущей судьбе моей и смерти;
Мне было все так ясно и понятно,
И ни о чем себя не вопрошал я,
Как будто бы вернулся я туда,
Где долго жил и все известно мне…

Он был счастлив, но потом в воздухе перед ним раскрылась книга, где было сказано, что он должен снова вернуться не землю. Этот жребий ему был в тягость:

Как? Мне лететь опять на эту землю.
Чтоб увидать ряды тех зол, которым
Причиной были детские ошибки?
Увижу я страдания людей
И тайных мук ничтожные причины,
И к счастию людей увижу средства,
И невозможно будет научить их…

Это малоизвестное произведение 16-летнего Лермонтова выбивается из ряда его ранних стихов. А еще через год он напишет стихотворение, которым очень дорожил, и одно из немногих юношеских хотел вставить в свой сборник.

В автобиографических заметках есть такие слова: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что, если бы теперь услыхал я ее, она произвела бы на меня прежнее действие Ее певала мне покойная мать». В этом зерно его стихотворения, которое он первоначально называл «Песня ангела».
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи порой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез,
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов. Но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием дивным полна;
И звуков небес заменить не могли
Им скучные песни земли.

Может, вся его поэзия — попытка вспомнить ту песню ангела?

Демон в поэзии и жизни Лермонтова

Но в том же возрасте его начинает тревожить иной образ. В 15 лет, Лермонтов напишет и стихотворение «Демон». Там будут такие строки:
И гордый Демон не отстанет,
Пока живу я, от меня.
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня.
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствие блаженства,
Не даст мне счастья никогда.

Демон притягателен, потому что может открыть такие совершенные миры, которые недостижимы на земле. Тогда же, в 15 лет, Лермонтов написал первый вариант поэмы «Демон». Сюжет его отличался от поздних вариантов. Поначалу действие происходило в Испании. Демон влюбился в монахиню, а потом погубил ее назло ангелу. Но первая строка этой поэмы оставалась неизменной во всех позднейших вариантах поэмы:
«Печальный Демон, дух изгнанья». О чем его печаль? О том мире, который он потерял,

Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья.
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый.

Демона обычно отождествляют с Люцифером, восставшим против бога и за это низвергнутым с неба. В более ранних редакциях есть мотивы богоборчества, но в последней об этом не говорится. Да, он изгнанник и тоскует по покинутому небу. За что его наказали, неизвестно. Демон — властитель земли:

Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.

Здесь впервые звучит слово «зло», но люди так ничтожны, что не пытаются противиться ему. Впрочем, упомянув «ничтожную землю», Лермонтов дает волшебную панораму Кавказа, самого романтического места, какое он видел.

Надо сказать, в первых редакциях поэмы не было определено место действия. Но в окончательной версии трагические события будут происходить на фоне великолепных кавказских пейзажей. В первый раз Лермонтов попал на Кавказ в 6 лет. С тех пор не раз они с бабушкой, Елизаветой Алексеевной, воспитавшей его, будут отдыхать там, и поэт навсегда полюбит этот край высоких гор и гордых людей.

И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел — и горный зверь и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали…

Но это восхищение поэта — Демона не трогают эти красоты.

И дик, и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.

Его ничто не могло поразить в этом мире, пока он не увидел Тамару:

И Демон видел… На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг.
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук —
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты!..

Надо сказать, в ранних редакциях Демоном владеют гордыня, злоба, ревность к ангелу. И хотя чистота монахини трогала Демона, он ее безжалостно губил. В известной нам редакции Демон любит, и любовь переворачивает его жизнь. Слова, которые он говорит Тамаре — одни из самых прекрасных любовных строк в русской лирике:

Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним днем,
Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой,
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой
И вновь грозящею разлукой.
Клянуся небом я и адом,
Земной святыней и тобой,
Клянусь твоим последним взглядом,
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
Волною шелковых кудрей,
Клянусь блаженством и страданьем,
Клянусь любовию моей:
Я отрекся от старой мести,
Я отрекся от гордых дум;
Отныне яд коварной лести
Ничей уж не встревожит ум;
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться,
Хочу я веровать добру.

Демон печальный вызывал сочувствие, но Демон, влюбленный восхищал и покорял. М. И. Соломирская, танцуя с Лермонтовым на придворном балу, сказала: «Знаете ли, Лермонтов, я вашим Демоном увлекаюсь… Его клятвы обаятельны до восторга… Мне кажется, я могла бы полюбить такое могучее, властное и гордое существо, веря от души, что в любви, как в злобе, он был бы действительно неизменен и велик».

Говоря о поэме, всегда пишут о Демоне, оставляя Тамаре роль жертвы. Но образ Тамары гораздо сложнее. Едва пережив смерть жениха, она слышит ночью слова, которые завораживают ее своей красотой:

Нет, жребий смертного творенья,
Поверь мне, ангел мой земной,
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали дорогой!

И дальше — волшебная песня о заоблачной стране, где нет печали, где плавают «Хоры стройные светил». В этой песне много нежности и любви. Тамара очарована красотой песни, и хотя она не видела певца, он является ей во сне:

Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на нее смотрел,
Как будто он об ней жалел.
То не был ангел-небожитель,
Ее божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, — ни мрак, ни свет!..

Впрочем, восхищение таинственным гостем все же уступает место страху. Тамара пытается спастись в монастыре, но и молитва не защищает ее от очарования чудных песен.

В часы торжественного пенья,
Знакомая, среди моленья,
Ей часто слышалася речь.
Под сводом сумрачного храма
Знакомый образ иногда
Скользил без звука и следа
В тумане легком фимиама;
Сиял он тихо, как звезда;
Манил и звал он… но — куда?

Может быть, поверь Тамара песням незнакомца, они спаслись бы оба. Об этом ей говорит и Демон:
О! выслушай — из сожаленья!
Меня добру и небесам
Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там,
Как новый ангел в блеске новом;
О! только выслушай, молю, —
Я раб твой, — я тебя люблю!

Но страх перед неизвестным оказался сильнее. Демон говорит ей о своем одиночестве, а она в ответ: «Зачем мне знать твои печали?» Заклятие спало. Она уже не очарована красотой нездешних песен. Тамара просто женщина, которая хочет клятв, обещаний. Может поэтому единственный поцелуй оказывается гибельным для нее?

Интересно, что во всех предшествующих редакциях Тамару ждет ад, и лишь в последней ангел уносит ее на небеса, и Демон не может этому помешать. Последняя, 7 редакция поэмы «Демон» сильно отличается от предыдущих. Не окажись его жизнь такой короткой, он еще не раз попытался бы рассказать о чудном Демоне и тех прекрасных мирах, которые ему ведомы. Песни ангела? Песни Демона?  Откуда пришли те чудные звуки, которые мечтал выразить Лермонтов?

У меня есть презентация об образе Демона у Лермонтова и Врубеля, о совпадениях в их судьбах. Посмотреть и скачать ее вы можете,  пройдя по ссылке: https://docs.google.com/presentation/d/10TRk9S2W8Ua5u7LjsUVm_6PciLmJ0buq/edit?usp=sharing&ouid=115023533348382665675&rtpof=true&sd=true

«Печально я гляжу на наше поколенье». Печорин — чем он отталкивает и притягивает

Конечно, образ Демона можно рассматривать и безо всякой мистики. Таких разочарованных, уставших от людской глупости и пошлости вокруг было много в ту николаевскую эпоху. Очень уж все вокруг было серо и бездарно после разгрома декабристов. Молодые люди не видели перспектив. Маска разочарованного была на многих. И на Лермонтове тоже. Его спрашивали: с кого написан «Демон»? И он отвечал: «С самого себя. Поверьте, я много хуже своего Демона». Это не была бравада. Быть Демоном больно. Не зря он писал: «Печально я гляжу на наше поколенье»

Богаты мы, едва не с колыбели
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы…

…И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный.
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад…

«Мы» — это целое поколение людей, которым некуда девать свои силы. Они от скуки играют со смертью, ломают чужие жизни. «Он сеял зло без наслажденья». Таков герой его времени, таков Печорин.
«Первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбудить к себе чувство любви, преданности, страха — это ли не первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-то причиной страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права…».

Как это цинично! Но почему Печорин нас  привлекает? Обаяние сильной личности? А, может, та печаль, которая всегда была в его глазах, даже тогда, когда он смеялся? И эта печаль не от каких-то житейских обстоятельств. Ни Печорин, ни Лермонтов на жизнь никогда не жаловались. От трудностей не бежали, на Кавказе в самое пекло лезли, а Лермонтов еще и стихи писал.

Душа пуста. И нечем ее заполнить. И печаль от этого. А, между тем, «образ совершенства» где- то маячил, мучил, и любви хотелось, и подвига: «Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил. Я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощал их чувства, их нежность, их радости и страдания, и никогда не мог насытиться» Это Печорин.

А вот Лермонтов: «Я похож на человека, который хотел отведать все блюда, сытым не наелся, а только получил несварение желудка и вдобавок разразился стихами».

Зачем Печорин влюбил в себя княжну Мери, зачем погубил Бэлу? Просто от скуки? От желания подчинить себе душу? Или была надежда оживить душу свою?

Лермонтов и Екатерина Сушкова.

И у Лермонтова была своя княжна Мэри — Катя Сушкова. Ему было 15, Ей 17. Живая, обаятельная, черноглазая барышня семнадцати лет, она чувствовала себя взрослой, он для нее был мальчишкой. Ее забавляла его влюбленность, девушка называла его своим пажом, смеялась над его аппетитом. Мишель обижался почти до слез, ему хотелось быть взрослым. Он посвящает ей стихи. Одно из них известно:
        Нищий.
У врат обители святой
Стоял, просящий подаянья,
Бедняк иссохший¸ чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Кусок лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою,
Так чувства лучшие мои
Навек обмануты тобою.

Лермонтов: «Я однажды украл у одной девушки, которой было 17 лет, и потому безнадежно любимой мною, бисерный синий шнурок. Они теперь у меня хранится. Как я был глуп!». Прошло 4 года Катя Сушкова, очаровательная мисс «блэк айс», все еще не замужем. Лермонтов уже окончил школу гвардейских подпрапорщиков, вышел в гвардию, появляется в свете.

В своих воспоминаниях она потом напишет, что он не стал ни красивее, ни ловчее. Но в глазах появилась уверенность, «нельзя было не смутиться, когда он устремлял их с какой-то неподвижностью». Он глядел на нее. Танцевал с ней, а однажды вовремя мазурки поцеловал ей руку. «Я выдернула руку и убежала, сконфузясь, в другую комнату. Что это был за поцелуй! Если я проживу сто лет, то не забуду его!». Он говорил, что он стал другим человеком, будто перерожденным, что верит в любовь, в Бога, что такое чудо совершила ее любовь. Где-то мы это уже слышали. Да, то же Демон говорил Тамаре:
Я все живое бросил в прах,
Мой рай, мой ад в твоих очах…

Кто устоит против таких слов! Екатерина Сушкова тоже не устояла, она чувствовала, что любит, любима, ждала предложения. И вместо этого слышит холодное: «Я не люблю вас, да, кажется, никогда не любил». Какая жестокая игра! Сверхчеловек, играющий сердцем девушки! Кем Лермонтов чувствовал себя? Демоном? Или героем Байрона? Он был тогда всеобщим кумиром. Лермонтов боготворил его, строил свою жизнь по Байрону.

«Есть сходство в жизни моей с жизнью Байрона: его матери в Шотландии предсказали, что он будет великий человек, будет два раза женат. Про меня старуха на Кавказе предсказала то же самое моей бабушке. Дай Бог, чтоб и надо мной сбылось»

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.  

         Варенька Лопухина

То ухаживание за Сушковой было напоказ, даже с определенным умыслом. Тайны настоящей своей любви Лермонтов не открывал, и лишь по каким-то намекам, обмолвкам мы можем догадываться о том, как он умел любить. Вспомним, что и Печорин, ухаживая за княжной Мэри, любил тайно Веру.

Из воспоминаний друга детства Лермонтова Шан-Гирея: «Будучи студентом, Лермонтов был страстно влюблен в молоденькую и умную, милую, как день, Варвару Александровну Лопухину: это была натура пылкая, поэтическая и в высшей степени симпатическая. Как теперь помню ее ясный взгляд, светлую улыбку. Ей было 15-16лет, мы же были дети и сильно дразнили ее: у неё на лбу чернелось маленькое родимое пятно, и мы всегда при ней повторяли: «У Вареньки родинка, Варенька уродинка». А она, добрейшее создание, никогда не сердилась».

Она не гордой красотою
Пленяет юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
И стан ее — не стан богини,
И грудь волною не встает,
И в ней никто своей святыни,
Припав к земле, не признает.
Однако, все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты,
Но голос в душу проникает,
Как вспоминанье лучших дней.
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.

Это было написано в 1832 году, в том самом. Когда Лермонтов решил перевестись из Московского университета в Петербургский. А когда не получилось, поступил в школу гвардейских подпрапорщиков.
Писал ли он Вареньке в Москву? Писем Лермонтова к ней не сохранилось — ее муж потребовал, чтоб она их уничтожила. Но вот ее сестре, Марии Александровне, писал, и, стесняясь спросить прямо, намекал на что-то, и она отвечала, что поняла его намек, что Варенька спокойна, скорее весела, но никуда не ездит, проводит однообразные дни, оберегающие ее от искушений. Наверное, петербургская жизнь отдалила его от московских привязанностей, а тут роман с Сушковой, слухи о котором дошли до Москвы.

В 1835 году Варвара Александровна вышла замуж за Бахметьева, тамбовского помещика, на 17 лет ее старше. Шан-Гирей вспоминает: «Мы играли в шахматы, когда человек подал письмо. Мишель начал читать его, но вдруг изменился в лице и побледнел. Я хотел спросить, что такое. Он подал мне письмо и сказал: «Вот новость. Прочти» И вышел. Это было известие о замужестве Лопухиной».
В 1838 году проездом за границу Варвара Александровна была в Петербурге с мужем и маленькой дочерью. Бледная, худая, и тени не было от прежней Вареньки, только глаза были такие же ласковые и добрые.

Это была их последняя встреча. Быть может, под ее впечатлением возникает новое посвящение к «Демону» Переписчик сначала ставит инициалы В. А. Б., но Лермонтов несколько раз перечеркивает «Б» и пишет «Л».

Я кончил — и в груди невольное сомненье!
Займет ли вновь тебя знакомый звук,
Стихов неведомых задумчивое пенье,
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?

Пробудит ли в тебе о прошлом сожаленье?
Иль быстро пробежав докучную тетрадь,
Ты только мертвого пустого одобренья
Наложишь на нее холодную печать.

И не узнаешь здесь простого выраженья
Тоски, мой бедный ум, терзавший столько лет,
И примешь за игру иль сон воображенья
Большой души тяжелый бред?

А в 1831 году Лермонтов посвятил ей 3-ю редакцию «Демона».

Прими мой дар, моя Мадонна!
С тех пор, как мне явилась ты,
Моя любовь, как оборона
От порицаний клеветы.

Такой любви нельзя не верить,
А взор не скроет ничего:
Ты неспособна лицемерить,
Ты слишком ангел для того!

Как демон, хладный и суровый,
Я в мире веселился злом,
Обманы были мне неновы,
И яд был на сердце моем.

Теперь, как мрачный этот гений,
Я близ тебя опять воскрес
Для непорочных наслаждений,
И для надежд, и для небес.

Считается, что к Лопухиной относятся и строчки из поэмы «Валерик»:

Я к вам пишу, случайно, право.
Не знаю, как и для чего.
Я потерял уж это право
И что скажу вам? Ничего.
Что помню вас, но, Боже правый,
Вы это знаете давно
И вам, конечно, все равно…

…Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых потому, что много,
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но вас
Забыть мне было невозможно

Эти стихи, одна из вершин лермонтовской поэзии, были написаны на Кавказе в 1840 году. .

 «На смерть поэта».  Пушкин и Лермонтов. Поздняя лирика.

Надо сказать, стихи он начал писать рано, и в собрание сочинений включены стихи и 14, и 15, и 18-летнего Лермонтова. Большинство из них подражательно, слабо, он их потом и не включал в сборник. Были, конечно, исключения: уже упоминавшийся «Ангел». Или вот еще — из ранних. В 18 лет Лермонтов впервые увидел море, на берегу Финского залива он написал стихотворение, которое мы знаем с детства: «Белеет парус одинокий» … Но в большинстве случаев, стихи 19 -20-летнего поэта еще незрелы. А потом стихов становится все меньше:  1834 годом не датировано ни одно стихотворение, в 1835 — всего одно, правда, он закончил «Маскарад». В 1836 году — три стихотворения и повесть «Княгиня Лиговская»

А затем приходит 1837 год. Дуэль Пушкина и Дантеса. Пушкина не стало 29 января, а 30 января в списках начинают ходить стихи  «На смерть поэта». Через неделю к Лермонтову приедет его родственник, камер-юнкер двора, он стал дурно говорить о Пушкине. После этого появились последние 16 строк стихотворения: «А вы, надменные потомки». Лермонтов один из немногих выступил в поддержку поэта.

Почему-то, когда говоришь о Лермонтове, хочется думать, что в его жизни нет простых совпадений, что жизнь его полна тайных знаков. И тот факт, что он словно подобрал упавшее знамя поэзии и понес его дальше, что Пушкин словно осенил его сверху — об этом невольно думаешь.

Мы знаем, что именно с этого времени начались гонения на Лермонтова. Он был арестован, затем переведен на Кавказ. Но мы не задумываемся, что как раз с этого стихотворения начался великий Лермонтов. С этих пор и до последних стихов, написанных в 1841 году на Кавказе, у Лермонтова будут рождаться только великие стихи, там не будет ни одной случайной строки.

Читая произведения молодого Лермонтова, ловишь себя на мысли, что он не находит слов, чтобы выразить себя, что душа его словно не осознала себя, не отстоялась, что не хватает ей ясности, чистоты. Но начиная с 37 года, слова, строки льются так легко и стройно, словно родились на одном дыхании, словно это потоки света льются с высоты. Прекрасные, мудрые, печальные стихи:

«Когда волнуется желтеющая нива
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка…»

***

И скучно, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды.
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать,
А годы проходят — все лучшие годы..».

***
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит…

Пушкин и Лермонтов не разу не виделись — и это странно: столько общих знакомых! Но сколько раз их пути скрещивались заочно! Две таких похожих, как близнецы, смерти — больше таких не было в русской поэзии. Два лучших поэта погибли один за другим, и в России  потом долго не было поэтов вовсе. Интересно, что в двух дуэлях даже пистолеты использовались одни и те же. Правда, пушкинские пистолеты фигурировали в первой дуэли Лермонтова — с Барандтом. Тогда все закончилось благополучно, но через два года нашлись другие пистолеты.

Смерть Лермонтова. Стихи «Сон», «Пророк»

Сам Лермонтов словно видел свою смерть дважды: один раз в дуэли Печорина и Грушницкого, а второй — в стихотворении «Сон», написанном в мае — июне 1841 года, одном из последних стихов.
                 Сон
В полдневный жар, в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я.
Глубокая в боку дымилась рана,
По капле кровь сочилась моя.

Лежал один я, на песке долины,
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня, но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, украшенных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но, в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает, чем была погружена.

И снилась ей долина Дагестана,
Знакомый труп лежал в долине той.
В его груди, дымясь, чернела рана.
И кровь лилась хладеющей струей.

Интересно, что когда после смерти Лермонтова все участники дуэли давали свои показания, то выражение «дымилась рана» буквально встречается в показаниях секунданта Мартынова, князя Васильчикова: «В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь. Пуля пробила сердце и легкие.»

Когда читаешь эти показания, взятые по свежим следам, поражаешься с одной стороны их противоречивости, а с другой — с каким безразличием приняли эту смерть окружающие. Доктора отказались ехать к месту дуэли, потому что шел дождь. Телегу найти не могли. Каждый из участников почему-то утверждает, что это он сидел возле тела, пока остальные ездили в Пятигорск. А, скорее всего, все они уехали, а он лежал один под проливным дождем. И священник не желал его хоронить по церковному обряду, т.к. погибшие на дуэли приравнивались к самоубийцам. Один в жизни — один и в смерти.

Перед последним отъездом на Кавказ, Лермонтов получил в подарок от князя Одоевского записную книжку, с тем, чтобы он ее вернул заполненной. Туда он и писал последние стихи 1841 года. Последнее стихотворение называется «Пророк». Напомним, что стихотворение с таким же названием было и у «Пушкина». У Пушкина оно звучало так:

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.

Перстами, легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон,
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,

И гад морских подземный ход,
И дольней розы прозябанье.

И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый
И жало мудрыя змеи
В уста отверстые мои
Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом
И сердце трепетное вынул
Т угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.

Как труп, в пустыне лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей.
И, обходя глаза и земли,
Глаголом жги сердца людей.

Лермонтовской «Пророк» — словно продолжение пушкинского.

С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья —
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главы,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыни я живу,
Как птицы, даром божьей пищи.

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорная вся земная,
И звезды слушают меня,
Лучами весело играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь боязливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите, вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами.

Смотрите ж, дети, на него,
Как он угрюм, и худ, и бледен,
Смотрите. Как он наг и беден,
Как презирают все его».

Почему-то кажется, что стихотворение не закончено. Впрочем, в судьбе пророков всегда бывает и третья часть. Их пророчества будут признаны всеми, но только тогда, когда их уже не будет на земле.

Философы о Лермонтове и его миссии.

Пройдет сколько-то времени после его смерти, и о нем станут писать воспоминания, исследования. И будут говорить о его особой миссии. Так, Даниил Андреев в своей книге «Роза мира» будет писать о Лермонтове как о вестнике, о том, что в своей поэме «Демон» Лермонтов попытался выразить какой-то глубочайший опыт души, приобретенный ею после встречи с некой грозной и могущественной иерархией.
А Мережковский в своей статье «Лермонтов — поэт сверхчеловечества» приводит легенду, которою упоминал Данте в «Божественной комедии».

Произошла в небе война. Михаил и ангелы, сражались против дракона И повержен был дракон. Ангелам, сделавший свой выбор, больше не надо было рождаться, т.к. ничто не может изменить их участи.
Ангелам, колебавшимся предстояло рождаться еще и еще, чтобы они могли сделать во времени свой выбор, не сделанный в вечности. Эти ангелы — души людей рождающихся. От них скрыто завесой их прошлое. Но редким душам удается приоткрыть угол той страшной завесы. Одна из таких душ — Лермонтов.

В самом деле, велик соблазн понять, что означала эта судьба, какой урок можно извлечь из нее. Можно гадать, толковать, но однозначный ответ получить не удастся никому. Есть только один непреложный факт — томик стихов Лермонтова, пленительных, щемящих, завораживающих.

Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.

Как полны их звуки
Безумством желанья,
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.

Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово.

Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав его я,
Узнаю повсюду.

Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу,
И брошусь из битвы
К нему я навстречу.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *