ГМЗ. Степногорск. К 50-летию завода

В 1968 году степях Казахстана вступил в строй крупнейший в СССР гидрометаллургический завод по переработке урановой руды. А в 30 километрах от него вырос город Степногорск, где поселились и шахтеры, и работники нового завода. Уран — это слово у большинства вызывает страх. Впрочем, производство урана, окруженное строжайшей секретностью, всегда вызывало еще и любопытство. Тем более, что уровень жизни в «урановых городах» был выше среднего, да и снабжение получше, чем в округе. Сегодня, когда понизился уровень секретности, можно, по крайней мере, рассказать и о том, как из горной породы извлекают уран и о тех людях, для которых работа на предприятиях таких, как Степногорский гидрометаллургический завод, стала профессией, призванием, делом, которому они служили всю жизнь.

Вся моя жизнь была связана с местами, где добывают урановую руду и извлекают из нее соли урана. Сначала это был Майли-Сай, маленький городок, затерявшийся в тянь-шаньских горах, райское место, впрочем, каким еще может быть город детства? Там добывали руду и были одни из первых заводов в СССР по ее переработке. Их называли «Тройка» И  «Семерка».  Туда распределили моего отца после Алма-атинского Горного института.

Мои родители всегда говорили, что там было удивительно много хороших людей — и среди руководителей, и среди тех молодых специалистов, которых отбирали в вузах Алма-Аты, Ташкента, Харькова, Москвы. Причем, вбирали лучших.

Как раз, когда начинался Степногорск, майли-сайское предприятие закрывалось, поэтому на ГМЗ приехало много людей оттуда. Моего отца, Всеволода Михайловича Тележинского, летом 1966 года вызвали в Москву и сообщили о том, что его назначают на работу на завод в Северном Казахстане. В его трудовой книжке записано, что с 1966 по 1968 годы он был директором завода. Так выглядел завод, когда он приехал в Степногорск.

Лет 15 назад я стала спрашивать отца о том, как начиналась его работа на новом месте. Кое-что с его слов записала. Вот выдержки: «Когда летом 1966 года Всеволод Михайлович приехал в Степногорск, в штате будущего гидрометаллургического завода их было всего двое: он и его заместитель Виктор Иванович Сивков. Сам завод был огромной стройкой, где трудилось несколько тысяч человек: полк военных строителей, заключенные и вольнонаемные. Рыли котлованы, возводили здания.

Будущим руководителям нужно было изучить тома документации, а потом на месте контролировать, все ли делается в соответствии с проектом. Завод в ту пору уже был так велик, что за один день невозможно увидеть все: и как строятся цеха, и как монтируется оборудование, вникнуть во все мелочи, чтоб потом на строительной планерке вовремя указать на недостатки. Штат завода рос, но и работы прибавлялось. Ближе к пуску, примерно за год, стали приезжать специалисты. И даже если это были уже опытные люди, их надо было готовить к работе с новыми технологиями. На предприятиях Министерства среднего машиностроения вербовались тысячи рабочих. И их тоже надо было специально учить. Так что дел было хоть отбавляй. А потом настал декабрь 1968 года, когда приехала комиссия из Москвы во главе с министром Министерства среднего машиностроения Е. П. Славским. Представители министерства, ЦГХК, СУСа подписали акт о приемке завода. Это заседание приемной комиссии.

А это групповое фото.

Мы говорим: «пуск» и нам кажется, что кто-то нажимает кнопку — и завод начинает работать.  Конечно, это было не так: месяцами длилась наладка и обкатка оборудования, заполнение емкостей сырьем, люди привыкали к технике, техника – к людям.  Впрочем, кнопку все же нажимали. Об этом мне рассказала Марина Густавна Соловьева.

Какими разными путями попадали люди в Степногорск! Марина Густавна жила на севере Киргизии, в Калининском, у нее была нормальная женская профессия — воспитатель детского сада. Однажды, сидя с маленькой дочкой в очереди в поликлинике, она разговорилась с женщиной, которая оказалась заведующей отдела кадрами  из Степногорска М.Я. Паламошновой. Та рассказала о новом городе и позвала туда на работу, тем более, что неподалеку жили родственники мужа Марины. И семья Соловьевых легко снялась с места. Правда, увидев город с самолета, немного приуныли: все какие-то заборы… Действительно, везде шло строительство, а строили город заключенные, вокруг домов — зона.

Но город оказался симпатичным, на работу брали охотно, предложили учиться на лаборанта — не захотела: уже поработала в женском коллективе. Тогда — в компрессорную, там одни мужчины. Поучилась Марина 8 месяцев — стала компрессорщицей. Однажды в декабре 1968 года вызывает ее начальник и спрашивает, есть ли у нее белая кофточка. Белой не оказалось, но что-то нарядное нашлось, подкрасилась, приоделась.  А потом вошла целая толпа людей, среди которых министр — совсем невысокий, показалось, чем-то на Хрущева похож. (Говорят, скорее всего это был не Славский, а Карпов, начальник главка). Задачей единственной женщины службы было запустить компрессор. Много лет спустя Марина Густавна сфотографировалась на том же месте.

Она знала, что будет шумно, однако, не ожидая такого грохота, невольно присела, оглянулась, увидела, что и мужчины из комиссии тоже как-то пригнулись. Но сжатый воздух пошел уже на автоклавы, можно сказать, производство заработало. А потом был митинг.

Тогда впервые увидели, как много людей уже работает на заводе. Это был праздник, а потом пошли будни. Строители строили. На заводе продолжался монтаж и отладка оборудования. По проекту завод должен был перерабатывать 1 400 000 тонн руды в год и выпускать 1 090 тонн закиси- окиси урана. Проектной мощности он достиг к 1973 году. В это же время строилась 2-я очередь завода. Она была предназначена для переработки руды из третьего рудоуправления.

Руда из Айсары отличалась от других тем, что там был фосфор, и в процессе обработки, получался уран и экстракт фосфорной кислоты, его отправляли в 3 цех и делали там аммофос, кстати, хорошего качества. С улыбкой вспоминаю, как нас, даже библиотекарей, инструктировали, чтоб мы всем говорили, что наше предприятие изготавливает удобрения. Мы так и делали, но все — и не только в Казахстане, но и далеко за его пределами в ответ понимающе улыбались: знаем, какие у вас там удобрения. В 1987 году был достигнут пик производства: переработано ураномолибденовой руды 1 738 330 тонн, выпущено закиси-окиси урана 1 756,664 тонны.

А потом потребность в уране упала. Но завод пытался найти себя в условиях конверсии: выпускали чистящее средство «Блестин», благо соды на складах хватало. Настали 90-е годы, смена хозяев, завод кое-как выживал. Заключили договор с Казахалтыном об извлечении золота из отвалов, и получилось — высокой пробы.

Но Казахалтын нашел более выгодных партнеров. На ГМЗ делали молибден высокого качества, совсем недавно это был очень дорогой и ценный металл, а теперь он подешевел на мировом рынке, и производить его стало невыгодно. Сегодня получают медь.

Но это так, к сведению, а рассказывать все же хочется о ГМЗ 70-80- годов. Вот несколько интересных фотографий первых десятилетий работы завода. Рядом с Кунаевым — главный инженер ГМЗ Николай Иванович Романенко. В разное время заводом руководили В. И. Сивков,  С. Г. Бугранов, В. А. Швед, В. В. Вилейко, А. В. Куликов, В. Н. Хлыповко, В. Ф. Головин  И. А. Рогожкин.

Я немного изучила географию ГМЗ и попробую провести экскурсию по когда-то очень-очень секретному производству с помощью людей, которые работали на заводе с самых первых лет его существования. Среди фотографий со странички Олега Волкова я нашла макет ГМЗ, мне помогли разобраться, что где находится.

1-й цех

Посмотрите в правый верхний угол — именно туда подходили вагоны с рудой. Дальше путь ее лежал в 1 цех, где руда будет постепенно дробиться, измельчаться. Плывут большие куски камня по транспортеру попадают в дробилку, из нее выходят куски поменьше, дальше — грохот, на котором порода нужной величины проходит вниз и попадает в бункер, а слишком крупные идут на повторное измельчение.

А из бункера снова в дробилку, и так несколько раз. Дробилок мы насчитали 6, транспортеров — 15.   Рудный тракт покидают кусочки диаметром не больше 5 мм.

Среди моих собеседников, работавших в 1 цеху, был Михаил Яковлевич Литвинов. Механик, он приехал в Степногорск из Майли-Сая в апреле 1968 года и занимался монтажом оборудования  цеха. Когда я спросила его о пуске ГМЗ, он вспомнил, что именно ему поручили провести экскурсию по цеху для комиссии из Москвы. Конечно, это была не просто экскурсия, а один из моментов приемки завода. По транспортерам уже шла руда, поэтому всем пришлось надеть респираторы. Гости задавали вопросы по техническим данным. Остались довольны. Михаил Яковлевич принес нам свою трудовую книжку.

Мест работы немного: 2 завода, а вот поощрений и благодарностей около 40, причем, больше 10 рацпредложений, звание Почетного рационализатора.  Как и все мужчины, он не любитель говорить, но когда доходит дело до техники, у Михаила Яковлевича и сейчас загораются глаза.  Когда он ушел, мои коллеги сказали: какой светлый человек. Я думаю, свет этот еще и от увлеченности своей работой. Для людей того поколения работа была не просто средством зарабатывания денег. Про наших людей нередко говорят: лентяи. Я слушаю ветеранов ГМЗ и думаю: где еще так работают — не просто много и тяжело, а еще и с радостью. Не все, конечно, но в моих собеседниках я это ощущала.

Опять вспоминаю отца. В последние годы он очень любил рассказывать о производстве — и в Степногорске, и в Майли-Сае, помнил всю технологическую цепочку «Тройки», куда пришел после окончания института. Я слушала, потому что видела, что эти воспоминания доставляют ему удовольствие, хотя мало что понимала. Не записала, конечно, а жаль, сейчас пригодилось бы.  Мне хотелось не просто рассказать о работе приборов и механизмов, технологических процессах, в чем я, конечно, не разбираюсь, а чтоб был какой-то живой рассказ о заводе. И здесь мне очень помогла Галина Гургеновна Клочко.

В Степногорск судьба занесла их с мужем из Башкирии. Приехали в Бестюбе к родственникам, им рассказали о новом городе, где квартиры дают через полгода. Правда, дали, и с садиком проблем не было. Муж был отличным киповцем, а Галина Гургеновна пошла работать аппаратчиком в 1 цех. Место это вовсе не женское: шум, сквозняки, пыль, радиоактивная, между прочим, да и физически тяжелой работы немало, работать можно только в респираторах. Там трудились в основном мужчины, но моя собеседница на трудную работу не жаловалась. Кстати, никто из моих собеседников — ветеранов ГМЗ не жаловался на трудности. И не раз я слышала: это же наш завод, мы его любили, мы чувствовали себя защищенными. Аппаратчик в 1 цеху следит за движением руды по транспортерам. Если видит посторонние предметы — удаляет. Бывало, кусок рельса едет. Вообще там есть такие магниты-шайбы, которые металлы притягивают.

Но если магнит не сработал, аппаратчица железяку снимает сама, а коли очень тяжело, можно позвать товарищей по цеху. В смене работало 24-25 аппаратчиков. А бывает, с транспортером что-то случилось, и он руду сбрасывает на пол. Тогда аврал: лопату в руки и дедовским методом все кидают руду снова на ленту.  Но вспоминают о таких случаях без раздражения, даже весело. Говорят, тяжело было работать 4 ночных смены подряд, особенно женщинам, ведь мало кто имел возможность днем хорошо отоспаться: все молодые, у каждой маленькие дети. Работаешь 4-ю ночь, и такое может привидеться: по транспортеру едет голова поросенка…  А оказывается, и вправду, поросенок. Свалился, бедолага, в карьер, наверное. За смену в цех поступало 70-80 вагонов руды, представляете? Вообще в конце смены положено убрать на своем рабочем месте, но порой, когда руды было особенно много, подменялись прямо на ходу. Галина Гургеновна и сейчас такая. Председатель совета ветеранов комбината, она так же бодро и радостно несет эту ношу — заботится о пенсионерах, отдавших всю жизнь производству.

3-й цех

Конвейер был и в 3 цеху, куда поступала руда из Заозерного.  о нем поделился воспоминаниями  Владимир Александрович Царьков, который после окончания института в 1973 г., получив диплом инженера-
обогатителя приехал в Степногорск. Вакансий должностей ИТР пока не было, предложили поработать рабочим как раз в 3 цеху.  Он  поделился со мной своими воспоминаниями.  Частично их можно можно прочитать на сайте Росатома, пройдя по ссылке:  https://memory.biblioatom.ru/persons/tsarkov_v_a/bio/

Вот что он пишет о работе в 3 цеху:  «Руда в наш цех рудоподготовки-обогащения поступала из дробильного отделения в параболический бункер. Т.к. руда была влажная и глинистая, чтобы пропустить её через конусные дробилки туда нещадно лили воду, и к нам в бункер поступала «рудная каша», которая питателями подавалась на длинный наклонный конвейер. На питателях руда из бункера выходила неравномерно: то «зависала» и её приходилось «шуровать», или жидкая масса самопроизвольно вываливалась из бункера на конвейер и на пол, потом приходилось  её «лопатить» на конвейер. В конце смены нужно было всю руду, которая свалилась с конвейера на пол убрать и пол замыть шлангом подчистую. Лопатить» приходилось практически всю смену, поэтому сильно уставал и на обратном пути в мотане просто отрубался от усталости.»

«В середине смены (через 4 часа работы) открывался пункт питания-буфет в АБК, где по талону выдавали «тормозки» и кефир или чай для перекуса. Чтобы пойти в буфет на перекус, надо было просить мастера прислать подмену, и это был краткий передых от работы. В пункте питания нужно было тщательно вымыть руки, накинуть дежурный белый халат и, получив «тормозок» сесть за стол. Выносить продукты в цех строго запрещалось.»

Цех №2

Из 1 цеха руда отправлялась в 19-е здание, главный корпус завода. Как раз там происходили все важные химические процессы.

Для начала руду снова очень сильно измельчают. Мне объясняли, что там такие  шаровые мельницы со стальными шарами размером с теннисный мяч. А потом начинается уже химия. Пульпу, то есть измельченную руду с водой, разогретую до 100 градусов, отправляют в автоклавы, а навстречу под давлением подают соду. Это называется выщелачивание. Я прочитала, что для выщелачивания используют соду или серную кислоту. Знаю, что на ГМЗ было много соды, а потом построили СКЗ, где производили серную кислоту. Конечно, это тоже длительный процесс: 4-.5 часов вся эта масса путешествует по автоклавам.

В. А. Царьков работал во 2 цеху мастером смены, и вот что он вспоминает:  «Впечатляло автоклавное отделение с 50-кубовыми? автоклавами, в которые пульпу закачивали громадными буровыми насосами. Автоклавы работали с мешалками при температуре 150С и давлении выше 20 аТи. Иногда в автоклаве пробивало прокладку и звук выходящего пара был сродни звуку реактивного самолёта, летающего в цеху.

В пачуках происходили химические реакции и проходя мимо иногда попадал в невидимое облако газа, например аммиака, который сбивал дыхание и можно было потерять сознание. Чтобы не пострадать, надо было быстро добраться до приточной вентиляции, там отдышаться и потом, зажав дыхание перебежать в безопасное место. И вообще, приходилось осматриваться и быть готовым к производственным опасностям».

В смене было человек 15-18 народу: питательщики руды, мельники, насосчики, флотаторы, реагентщики, сгустительщики, в основном мужчины и несколько женщин на питателях и на флотации.  Начальником цеха был Александр Иванович Фролов.

Владимир Александрович вспоминает начальника отделения №1, Виктора Петровича Кадочникова: «человек строгий, но принципиальный и справедливый. Он во многом стал моим наставником, воспитателем  и защитником».  Еще он называет бригадира Колю Непомнящих, оператора Толю Максимова. Там было много молодежи, они вместе в городе играли в футбол, ходили на танцы, в лес за стадионом, ездили со сменой в Боровое, слушали музыку, общались. Летом ездили купаться на р. Аксу и на рыбалку на Селетинское водохранилище»

Но вернемся к производству. Пульпу отправляют в сгустители, где сначала удаляют соду — она свое дело сделала. Добавляют туда еще реагенты, ждут, когда образуется осадок, его отбирают, а дальше идет сорбция с помощью ионообменной смолы. Опять же, как «чайнику» мне объяснили, что смола это такие маленькие желтые шарики, которые в воде не растворяются, но теряют некоторое количество ионов, а взамен поглощают чужие, причем не какие попало, а определенные. Наши шарики притягивают именно ионы урана и молибдена. А потом идет обратный процесс: регенерации, то есть теперь шарикам (или как там они теперь выглядят?) предлагают другие ионы, и они отдают ионы урана назад. Концентрация урана в растворе повышается. Получается раствор, из которого извлекается требуемая закись-окись урана.

Цех №4

На фото 4 цех.  Как раз здесь случилась одна из самых трагических аварий в истории завода. В первые дни 1970 года в цеху произошел пожар. Погибло 6 человек, они могли бы спастись, если бы перед Новым годом, по соображениям секретности, не закрыли запасные выходы из цеха. Люди оказались в западне, большей частью они отравились ядовитым дымом. Ветераны завода до сих пор с болью в сердце вспоминают эту аварию. Екатерина Анатольевна Иванова в этот день по графику должна была выйти из отпуска и оказалась бы как раз в горящем цеху. Но вышло так, что ее перед отпуском задержали на работе, соответственно, вышла она позже 2 дня. Погибла другая лаборантка. А ее муж, Николай Степанович, в ту страшную ночь отыскивал в цеху тела товарищей.

Ивановы приехали в Степногорск с Алтая, из Первомайского. Их тоже привлекла перспектива быстрого получения жилья. Опыт работы у них уже был. Николай Степанович Иванов был оператором, должность важная и ответственная. К нему на пульт поступали сведения о работе всех установок в цеху, процессах, происходящих в них. На основании этих данных, он давал задания аппаратчикам, которые работали в цеху. Как и многие заводчане, он был рационализатором, его фотография висела на Доске почета.

КИП

Человеческий фактор всегда был очень важен, и от работы аппаратчиков многое зависело. Но современное производство невозможно без огромного количества техники, приборов, которые контролировали процессы. Поэтому в каждом цеху были еще механики, электрики, киповцы. Они обслуживали приборы. которые давали оператору представление обо всем, что происходит в цеху. Служба КиПиА на ГМЗ была большая: около 200 человек трудились в цехах и лабораториях.

Лаборатория КИПа занимала целое здание. Там было все для капитального ремонта приборов, их монтажа. Уровень автоматизации на заводе было очень высоким.

АСУТП

Все процессы были под контролем операторов, а в 1978 году появилась Автоматическая система управления технологическими процессами (АСУТП), там уже один оператор мог следить сразу за 256 параметрами. История отдела такова. Информационно-вычислительный центр создали сначала на базе комбината. Штат набрали, а оборудования все не было. Тогда Илья Самуилович Шлафман, главный приборист завода раздобыл технику и перетащил к себе всех лучших работников.

Среди первых были Лариса Григорьевна Хмель, которая поделилась со мной этой информацией, Евгений Николаевич Филитович, Людмила Михайловна Сапегина, Владимир Григорьевич Космаков, Сергей Аполлинарьевич Вольский, Паникаровский Владимир Васильевич, Ринат Мухаметов, Юрий Терещенко. Таких служб в Казахстане больше не было.

ЦЗЛ

 ЦЗЛ — Центральная заводская лаборатория находится тоже в 19-м здании, на самом верху. Валентина Владимировна Калачикова  устроилась на завод в 1968 году, в сентябре.  Ей еще не было и 20 лет. Она приехала в Степногорск из Омской области. Здесь всю жизнь проработала, встретила свою судьбу. С мужем, Александром Степановичем, они вместе  почти полвека. Он приехал из Киргизии и тоже до пенсии работал на заводе.

Вначале лаборатория располагалась в поселке, в здании ЦНИЛа, а потом работали во времянке, маленьком домике на территории завода, но первую продукцию получили в лабораторных условиях еще в начале декабря, почти за месяц до пуска завода. А после запуска, чтоб отвезти полученные образцы в комбинат, их досушивали на плите прямо в лаборатории. Конечно, тогда многого еще не было. Женщины переодевались там, где работали, лишь некоторое время спустя открыли быткомбинат (тоже в 19 здании), тогда появились и раздевалки, и душевые, даже баня была, хочешь, парься, правда, тогда на «мотаню» не успеешь. Лаборантки работали не только в центральной лаборатории, но и в цехах. Валентина Владимировна вспоминает, как начала работать в лаборатории 3 цеха, а там еще солдаты, заключенные охрана. И вытяжек поначалу не было, и аммиаком когда-то так надышалась… Но, как и все заводчане, Валентина Владимировна говорит о том, что всегда ощущали себя защищенными.

Здесь контролируют все стадии производства в цехах: берут пробы растворов, а содержание твердых веществ определяют с помощью рентгена. Екатерина Анатольевна Иванова долго работала как раз на приборе АРФ. Конечно, к вредности урана (а лаборантки уходили на пенсию в 45 лет, по первому списку) добавлялось еще и рентгеновское облучение, но были и плюсы: рабочий день на час меньше, так что набирался дополнительный выходной, что для женщины очень ценно. Коллектив был не маленький, в лучшие годы в день и по сменам работало около 80 человек. Народ в лаборатории был не только очень грамотный, но и дружный, бывшие коллеги встречаются до сих пор.

Тамара Александровна Бобровская с мужем приехала с Урала в 1971 году. Как и многих, их привлекла возможность получить жилье. Пожили в поселке, а через 2 года получили квартиру в 3 микрорайоне. Тамара Александровна сначала пошла работать подсобной рабочей, потом лаборанткой, без отрыва от производства закончила Ленинградский Технологический институт. Была председателем профкома лаборатории. Ее дочь, Нина Викторовна показывала альбом, который ее матери подарили коллеги, он сделан с большой любовью. Она подтвердила, что в лаборатории был очень дружный коллектив. И даже после выхода на пенсию работники ЦЗЛ встречались, поддерживали друг друга в трудную минуту. Вот еще несколько фото лаборатории.

Нина Викторовна вспоминала подруг матери — Валентину Павловну Серегину, Валентину Николаевну Лазареву, Галину Давыдовну Якименко, Зинаиду Модестовну Кузнецову. Очено тепло говорила об Антонине Васильевне Русаковой, заместителе начальника лаборатории, человеке удивительной доброты.

ЦНИЛ

Я воспользуюсь отрывками из воспоминаний о работе ЦНИЛа Владимира Александровича Царькова, который работал здесь в середине 70-х годов.  Вот что он пишет: «В ЦНИЛе было несколько лабораторий, но из основных – производственных две: технологическая – гидрометаллурги-химики, где начальником был иронично-остроумный Толя Югай и лаборатория обогащения.  В лаборатории было две группы: радиометрических методов – рук. Захаров В. И.  и общих методов обогащения. Из инженеров в этой группе были Пирогов и Витаийл Тарюкин. В ЦНИЛе было много молодых инженеров – вместе играли в футбол, очень было популярно в обеденный перерыв устраивать турниры по блиц-шахматам. Хорошо играли Толя Югай, Володя Петрович, Валя Тихонов, Слава Яхно, Виталий Тарюкин, хвастливый Олег Петухов,  Вадим Кожевников, Володя Чернышов, Саша Голобов и др. Также вместе ездили на своих машинах на рыбалку на Селетинское водохранилище. Осенью нас отправляли в совхоз на помощь целинным хлеборобам.

Это все сотрудники основной технологической лаборатории, которая, как и лаборатория обогащения располагались в другом корпусе КИПа, ближе к 24 зданию завода. В основном здании управления ГМЗ, также размещалось начальство ЦНИЛ и другие второстепенные лаборатории: аналитики, охраны среды и др. Начальник ЦНИЛ —  Потапов В. П. интеллигентный, строгий и требовательный, его зам по науке Нерлов В. А. — знающий и деликатный. Там также располагались лаборатории, где начальниками были Г. Ф. Шумков, В. К. Бубнов,  П. Ф.Касич, Г. И. Конев и др.»

Столовая

В первые десятилетия работы завода люди шли на работу через столовую: с ураном работать на голодный желудок нельзя. В составлении меню учитывалось, что полезно есть в условиях радиации: нужно много мяса, например, а вот жирная пища вредна. Еда была разнообразная, всегда был выбор 1, 2 и 3 блюд. Сначала столовая находилась в отдельном здании за территорией завода, а потом —  для тех, кто работал в цехах, —  в 19 здании.

Вот что вспоминает о заводской столовой В. А. Царьков: «По прибытию мотани из города на остановки Промышленная (ГМЗ и ТЭЦ) народ дружно идет в столовую, на 2-й этаж, где по спецталонам уже были накрыты столы для работающих в особо вредных условиях. На столах стоял обязательно кефир, нарезанный хлеб, кастрюля с первым блюдом, тарелки, ложки. Каждый накладывал себе первое половником сам, обычно первое оставалось. Затем официантки приносили второе, часто из печени и компот. После себя посуду убирать не надо, одевались и шли на завод. Талон на спецпитание состоял из двух частей: половину отдавали за обед, вторую часть талона отдавали в пункте питания на заводе среди смены за «перекус» в виде кефира и булки с колбасой («тормозок»). Здесь же можно было ещё что-нить докупить за деньги. Питание нормальное, даже оставалось».

Заводчане советских времен  говорят, что, хотя работа была тяжелая, они чувствовали себя защищенными. Рабочие завода имели льготы, и садиков хватало, так что детей можно было отдавать хоть с года. А школьники ездили в лагеря, не только местные, но, если надо, в Подмосковье, Крым. И путевки в хорошие санатории Средмаша получить было реально, и отпуск был большой. Но, мне кажется, любовь заводчан к своему предприятию зависела не только от этого. Как ни странно, в условиях, как теперь называют, тоталитарного режима, к человеку труда относились с гораздо большим уважением, чем при теперешнем капитализме. Сегодня с усмешкой говорят о том времени, когда доярки могли управлять государством. Но разве среди рабочих, производственников не было людей, умеющих и желающих не просто работать, но решать что- то в жизни завода, города, страны? Их отмечали, выдвигали в депутаты городских, областных советов. И на ГМЗ было много таких людей.

Например, Г. Г. Клочко, М. Г. Соловьева, были не раз депутатами городского совета, и, видя боевой характер этих женщин сейчас, я не думаю, что в те времена они молчали и послушно поднимали руки.  А Владимир Сергеевич Харламов, рабочий 4 цеха был избран делегатом XXVI съезда КПСС.

Я посмотрела, из всего СССР было избрано 4994 делегата, причем, от Целиноградской области было много рабочих, колхозников, например, знаменитая женщина- комбайнер Наталья Геллерт. Как многие работники завода, В. С. Харламов закончил училище, где готовили специалистов по редкоземельным металлам в Новосибирске, работал аппаратчиком в 4 цеху, потом 30 лет бригадиром смены, мастером. Говорят, изобретений и рацпредложений у него было множество. У нас зря орденов никогда не давали, а у Владимира Сергеевича 3 ордена, среди них — орден Трудового Красного Знамени, Дружбы народов.

В архивах городского музея я нашла фотографии инженеров ГМЗ, имена которых знаю с первых лет работы завода Валентина Александровича Шведа помню еще по Майли-Саю. На ГМЗ он был первым секретарем парткома, а потом директором. Михаил Васильевич Чебаевский был не только механиком цеха,  но и одним из лучших рационализаторов ГМЗ. Матвей Иванович Каменсков был механиком 3 цеха и вообще гениальным умельцем, в совершенстве знавшим любые механизмы.

Альберт Эдуардович Рейнгардт стал главным механиком завода в октябре 1969 года, его высокий профессионализм отметил в своих воспоминаниях С. А. Смирнов. Эффект от рацпредложений и изобретений Эдуарда Борисовича Абрамовича составлял свыше 260 тысяч рублей. Герман Гаузович Калоев был не только прекрасным специалистом, но и блестящим лектором. Надо сказать, инженеров того времени отличала высокая общая культура. Это характерно и для Михаила Ивановича Лукиных, инженера ОТБ, и для Николая Александровича Голубятникова, заместителя главного инженера завода по реконструкции.

Эти фото заводчан из нашего семейного альбома.

Напоследок еще одна фотография первых десятилетий работы ГМЗ. Мы всем миром выясняли, кто есть кто. Если вы знаете кого-то из тех, чьи фамилии мы не выяснили, напишите пожалуйста в комментариях.

Рядом с Борис Ивановичем Бабиковым стоит Репников Михаил Петрович. Оператор цеха 2 (сообщил И. Серебряков).

Я рассказала лишь о тех немногих людях Гидрометаллургического завода, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями. Хочу поблагодарить их всех, а также А. Н. Кириченко, у которого нашлось много интересных фотографий, Олега Волкова, у него в Одноклассниках богатейшая коллекция фото о Степногорске и его людях, городской музей. Если у вас есть что рассказать о родном заводе, имеются интересные фотоснимки, я буду рада продолжить рассказ. Можно писать в комментариях или на моей странице в социальных сетях.

Клип с фотографиями ветеранов ГМЗ можно посмотреть, пройдя по ссылке: https://natalya-telezhinskaya.ru/2018/03/01/заводчане-ветеранам-гмз-посвящается/  Заводчане. Ветеранам ГМЗ посвящается