Ильяс Жансугуров — поэт, прозаик, журналист. Он стоял у основания казахской литературы и был одним из самых ярких ее представителей. Людям, хоть раз видевшим его, Жансугуров запомнился как очень своеобразный и красивый человек. Его молодость пришлась на годы революционных преобразований, в которые он активно включился. Увлеченный народной поэзией, он сам начал сочинить стихи, и в 1919 году первое его произведение появилось в печати. В 1929 году вышла первая книга Жансугурова «Саганак». В 1932 году он был выбран первым председателем Союза писателей Казахстана. Его жизнь не была легкой, а окончилась трагически: в 1937 году поэт был арестован по политическому обвинению, а в 1938 — расстрелян. Реабилитирован Ильяс Жансугуров был лишь в 1957 году.
Содержание
- Детство, стихи о родной земле и родителях. «Аксу», «Я буду учиться». «Домбра»
- Годы учебы — Ташкент, Москва. Стихи «Соловей», «На заводе».
- Жизнь и поэзия конца 20-х годов. «Поезд», «Золотая чаша».
- Семейная жизнь
- Поэма «Кюйши»
- Поэма «Степь».
- «Кулагер»
- Арест и смерть.
Детство. Стихи о родной земле и родителях
Он родился на юге, в краю семи рек, Жетысу. Сегодня это Аксуйский район Талды-Курганской области. Здесь встретились горы Джунгарского Алатау и степь. Образ родных мест не раз будет возникать в его стихах:
Нет места Равного тебе,
Мой Джетысу,
И я не знаю, как воспеть в стихах Твою красу!
Хочу воспеть я Куркилдек,
Или, Лепси и Чу…
Тебя, родной мой Казахстан, — Тебя воспеть хочу.
Везде, куда ни бросишь взор, Природа хороша!
Глядят,
Глядят глаза озер В ресницах камыша.
Как помогает мне всегда в печали и тоске
Медоточивая вода Грохочущей Женке!
И птицы,
Трепета полны,
Поют,
поют, поют,
И, словно в волнах,
Табуны
По грудь в цветах плывут.
О Джетысу,
Как жизнь моя Тобой озарена!
В моей душе всегда звучит и песня чабана,
И горный тихий родничок…
И я тебя пою,
Пою тебя, мой Джетысу,
Как молодость свою!
1925
Аул, где вырос Ильяс, стоял на берегу реки Аксу. Она берет свое начало среди горных ледников, мчится среди гор, а, выйдя на равнину, разделяется на много рукавов и теряется в песках.
Через преграды,
Через годы
Являя дикую красу,
Несешь ты вспененные воды,
Неукротимая Аксу.
Беря исток под облаками,
Вплетая в струи каждый луч,
За камнем скатываешь камень
С касающихся неба круч.
Мальчик рано лишился матери. Ему долго не хватало ее тепла. В стихотворении «Я буду учиться» есть строки, обращенные к ее памяти. Они полны нежности:
Был я малым ребенком. От стужи храня,
Ты дышала теплом, пеленала меня.
Ворковала у зыбки моей вечерком
И усердно кормила, любуясь сынком.
Попрошу я огузок — ты жир мне даешь,
Я заплачу о сахаре — мед мне несешь.
На груди материнской взлелеян был я.
Будь же счастлива, мама родная моя!
Отец, кузнец Жансугур Берсугуров, был требователен к сыну.
Оседлаю, бывало, в степи стригунка,
Погоню, и не вскачь, не в галоп, а слегка —
Сразу окрик отца. Чуть ослушаюсь — вновь.
Слышу голос его, горячит он мне кровь.
Вот ягнят я пасу. Подремлю пять минут —
Предо мною отец, а в руке его кнут.
Только кнут засвистит над моей головой —
Слышу, мама, я голос спасающий твой:
«Эй, оставь малыша! Утомился малыш.
Впрочем, надо сказать роль отца была велика в формировании мальчика. Мастер золотые руки, он обучил сына обработке металла, кожи, дерева. В ауле, где не было школы, именно благодаря ему Ильяс научился читать по-арабски. А еще Жансугур, увлеченный народными песнями, записывал айтысы Биржана и Сары, Жанака и Тубека, стихи Абая, Махамбета. Отец научил сына играть на домбре. Так с детских лет народная музыка и поэзия вошли в жизнь Ильяса.
Домбра. Кюй
Играй свой кюй, домбра, играй,
Напев чудесный разливай,
Журчи, как горные ручьи.
На сердце радость навевай.
Чтоб весь туман в горах исчез,
Чтоб тучи все сошли с небес,
Чтоб все заслушалось тебя,
Твои напевы полюбя,
Еще сильней, домбра, играй!
Три колышка да две струны,
Да девять узелков — домбра,
Да десять пальцев, что вольны
Любые вызывать ветра.
Скачите, пальцы, словно конь,
В прекраснейшей из всех погонь,
Играй еще сильней, домбра!
Эй, слушай, трудовой народ,
Как сладостно домбра поет
В руках народного кюйши.
И даль степей, и страсть души —
Все обращает в кюй игра!
Играй еще сильней, домбра!
Интерес к фольклору Жансугуров сохранил на всю жизнь, и много лет спустя он опубликует песни, которые слышал в детстве.
Годы учебы. Стихи «Соловей», «На заводе», «Поезд».
Стихотворение, где поэт пишет об отце и матери, называется «Я буду учиться». Когда читаешь биографии Жансугурова, его ровесников: М. Ауэзова, С. Сейфуллина, К. Сатпаева, С. Торайгырова, Б. Майлина, поражаешься тому упорству, с которым эти выросшие в степной глуши мальчики из бедных семей, шли к знаниям.
Известно, что Ильяс учился в Карагашской казахской неполной средней школе. Предполагают, что после ее окончания в 1911 году он поступил в «Маманию» лучшую школу этих мест построенную в селе Аксу на деньги богатых купцов Мамановых. Кажется, именно тогда он начал писать стихи. В Республиканской библиотеке в Алматы были обнаружены 2 тетрадки юношеских произведений. Жансугурова. Одна тетрадь датирована 1915 годом. Один из важных мотивов его ранних стихов — стремление к знаниям, труду, презрение к невежеству.
В 1920 году Жансугуров поехал в Ташкент учиться на краткосрочных учительских курсах, тогда же попробовал себя в журналистика, поработав в газете «Ак жол». Именно в том году были напечатаны его первые стихи. А еще он успел съездить в этнографическую экспедицию. После окончания курсов он недолго учительствовал у себя на родине.
В 1923 году Ильяса Жансугурова назначили учителем, а потом директором института народного просвещения в Алма-Ате. Надо сказать, 1923 — 25 годы были очень плодотворными для поэта, он написал более 70 стихотворений. Среди ранних стихов — «Скала», «Облако», «Соловей», «Ветер». Надо сказать, стихи первой половины 20-х годов очень лиричны. В них наслаждение природой, попытки понять себя.
Соловей
Сумей-ка песней так затронуть душу,
так взволновать мелодией сумей…
Чу! Тишину вечернюю нарушив,
на сто ладов защелкал соловей.
Певец садов в неповторимом раже,
Хоть с виду он невзрачен был и мал,
Былую память сердца взбудоражил,
Сознание мое околдовал.
Насторожились, дивным звукам внемля,
Стада и юрты, реки и леса.
Мелодия то падала на землю,
То снова возносилась в небеса,
То растекалась к дальним перевалам,
Чаруя отчий край куда ни глянь…
Казалось, сердце к горлу подступало
И сохла от волнения гортань.
И сам я оступался то и дело,
То шел вперед, то подавался вспять,
не чувствуя ни ног своих, ни тела…
Пой, соловей! Звучите, песни, смело,
Чтоб мне иных болезней не знавать! 1923
***
То с удачей по соседству,
то вблизи большой беды
мчит меня по жизни сердце
без поводьев и узды.
Мчит!
А что со мною будет,
угадать сейчас нельзя.,
надо мной смеются люди,
потешаются друзья.
Но, осилившая ветер
стольких жизненных высот,
есть одна душа на свете —
та душа меня поймет!.. 1923.
Жансугурову хотелось учиться дальше. Поэтому в 1925 году он уехал в Москву, чтоб стать студентом Коммунистического института журналистики. В Москве жизнь бурлила. Студент Жансугуров слушает выступления Маяковского, Светлова, других поэтов, заряжается их острыми ритмами. В его стихах возникает тема индустриализации.
На заводе.
Посвящается московскому заводу «Серп и молот»
Кирпичных крутых этажей гора,
Одеты в стекло, стоят корпуса.
«Вставайте, люди, работать пора!» —
Гудок горланит на все голоса.
В спокойном сиянье электроламп
На лапах железных пляшут катки.
Ухая пушкой, грохочет штамп,
И трели трансмиссий — как всплески реки.
Огонь, как будто яростный лев,
Топорщит гриву и бьет хвостом,
А жидкая сталь — как впадающий в гнев
Тигр, притаившийся перед прыжком.
Как роженица, намучилась печь,
Орет ералашно младенец-металл.
Пружиня мышцы развернутых плеч,
Прокатчик с клещами на вахту встал.
Смотри-ка! Он в жирной копоти весь,
На чайник, черный от дыма, похож.
Попробуй постой-ка минуту здесь,
Его ты волшебником назовешь.
Жизнь и поэзия конца 20-х годов. «Поезд», «Золотая чаша»
В 1928 Жансугуров заканчивает учебу, став первом казахом с высшим журналистским образованием. Он едет в Кызыл-Орду, тогдашнюю столицу Казахстана. Там работает в газете «Еңбекшi қазақ» и продолжает сочинять стихи. Теперь поэт будет писать о том новом, что появляется на казахстанской земле.
В 1927 году в Казахстане начала строиться железная дорога, одна из главных строек 1-й пятилетки. В 1930 году Турксиб вступил в строй. 1445 километров было проложено по казахстанской земле. Строители одновременно прокладывали рельсы и с севера, и с юга. Дорога не только связала юг и север страны, но и с остальным миром. В частности, по ней везли в степи сибирский хлеб.
Поезд (Туркестано-Сибирская железная дорога)
Где Алатау снежный перевал
Уходит вдаль — бескраен и высок,
Где степь безбрежна и зыбуч песок,
Где мой народ веками горевал,
Где голодал веками мой народ,
Где плакала скрипучая арба, —
Срывая груз с верблюжьего горба,
По рельсам поезд радостно идет.
Как очи филина — его огни,
Гудок подобен ржанью жеребца.
Он стелет дым летучий без конца.
Он быстр, как змей, — попробуй обгони!
Он как пугливый фыркает кулан,
Гремит, грохочет…
И вагонов ряд, нацелясь на сверкание Плеяд,
Степной пересекает океан.
Другое его стихотворение «Золотая чаша», посвящено разработке золотоносных месторождений Ридера.
Золотая чаша
Здесь чистое золото дремлет давно,
Покоилось в каменной люльке оно.
Но выйти наружу из камня и тьмы
И небо увидеть ему суждено.
Шелками окутана горная высь.
В стремительном шуме блистательных брызг
Свергается с гор снеговая река —
Поющая птица, летящая вниз.
Вершины Алтая — скопление льда,
Срывается вниз и сверкает вода.
Ее электричеством сделали мы,
И стала светиться земля, как звезда.
Вершины, как стенки сосуда, встают,
Как будто бы чаша огромная тут.
И небо, придя на неслыханный той,
Наполнило этот огромный сосуд.
Над этой бездонною чашею всей
Однако же царствует труд-муравей.
Гудки заводские протяжно кричат,
К себе ежедневно сзывая людей…
Скрежещет машина, грохочет, ревет,
Руду, как понюшку табачную, трет.
Рабочий, огладив ее, как коня,
Движеньем ладони на штурм ее шлет.
Здесь золото месят, как тесто у нас,
Свинец, словно масло, расплавят сейчас.
От примесей разных очистят его,
Как сливки, он густо польется, светясь.
Жансугуров участвует в составлении школьных учебников. На фольклорной основе он пишет сказки «40 небылиц», переводит на казахский Лермонтова, Некрасова, Маяковского, Пушкина. К 100-летию со дня смерти поэта Жансугуров перевел «Евгения Онегина». В 1929 году выходит первая книга его стихов «Саганак». Не все знают, что его перу принадлежат и пьесы, среди которых «Кек» («Месть», 1931), «Турксіб», «Исатай — Махамбет» (1936). Интересовало его кино, даже сыграл несколько небольших ролей, а еще писал статьи о фильмах
Семейная жизнь
В первый раз Ильяса женили поневоле, совсем молодым на на вдове его дяди Жамиге. Богатая родня, суровый тесть, наверное, нелюбимая жена. Детей у пары не было. Они скоро развелись.
После курсов в Ташкенте, вернувшись в родные места, Ильяс познакомился с Аман Берентайкызы, которую он ласково звал Аманша. Они были счастливой парой. Сын Жансгурова вспоминал: «Со второй женой у папы были очень теплые романтические отношения. Родственник отца, Чукенов, рассказывал, как он встретил его везущим на саночках свою Аманшу, завернув ее в теплую шубу или тулуп. Оба были веселы, громко смеялись». Когда Ильяв уехал на учебу в Москву, Аманша осталась дома. Она ждала ребенка…
Родственники не решились сообщить ему, что жена умерла во время родов. Погиб и ребенок. Он узнал об этом только, приехав на каникулы. Аманша оставила ему свои кольца и короткое письмо: «Ильяс, я оставляю тебе эти кольца и другие вещи. Ты их сохрани. В этом бренном мире я сияла… и угасла. Я не смогла повидаться с тобой. Прощай!». Горе было велико. Он пишет стихи «Прощание с Аманшой», «У могилы милой Аманши».
В 1929 году в его жизнь входит очень яркая женщина: Фатима Торебаева. Впервые Фатима и Ильяс встретились на съезде учителей в Алма-Ате. Хорошо образованная, знающая языки, она работала в редакции детской литературы. В 1930 году у них родился сын Саят, а потом и дочь Сайра. Но когда дочери исполнилось 6 месяцев, Фатима уехала в Москву на учебу, девочка без матери умерла. После ее возвращения их брак с Жансугуровым распался.
В 1932 году он становится первым председателем Союза писателей Казахстана. В этом году он снова женился. Теперь его избранницей стала Фатима Габитова. Происходя из богатой семьи, она получила хорошее образование. Кроме родного татарского языка, знала казахский, русский, и немецкий. Уже в 15 лет Фатима преподавала в школе, и с тех пор образование станет важным делом в ее жизни. Пишут, что ее вклад в методику преподавания казахского языка был значителен.
Завучем в школе был выпускник учительской семинарии Билял Сулеев. который стал ее первым мужем. Говорят, Ильяс влюбился в нее еще в 1919 году. Но она была замужем за его другом, так что оставалось только сочинять любовные стихи. Когда в 1930 году Билял Сулеев был арестован, жизнь Фатимы с маленькими детьми стала очень тяжелой, от нее многие отвернулись. Жансугуров был из немногих, кто поддерживал ее. В 1932 году Биляля освободили, тогда Ильяс и Фатима соединили свои судьбы. Семейная жизнь была счастливой. Они много работали, ездили по Советскому Союзу. В частности, она была с мужем на Первом съезде Союза Писателей в Москве и там познакомилась с М. Горьким. У Ильяса и Фатимы родились две дочери: Умут (1933), Ильфа (1935) и сын Болат (1937.) Воспитывали они и детей Фатимы от первого брака. Болат родился уже после ареста отца. Она успела на последнем свидании показать ему ребенка.
После ареста Ильяса от Фатимы опять все отвернулись. Руку помощи женщине протянул Мухтар Ауэзов. Но защитить ее ото всех бед он не мог. На войне погиб её старший сын Джанибек. В 1942 году её как жену врага народа выселили за 101 километр от Алма-Аты. Она выбрала город Мерке, где жила до 1949 года, когда ей разрешили вернуться в Алма-Ату. Фатима продолжала трудиться в народном образовании, воспитывала многочисленных внуков. Умерла в 1968 году.
Поэма «Кюйши».
В 30-е годы Жансугуров продолжает напряженно работать. Теперь его привлекают большие формы. В 1934 году он написал поэму «Кюйши.» Мы помним, что поэт с детства любил и понимал народную музыку. Герой поэмы, бедняк, кюйши был наделенный большим талантом. Однажды он выступал в ставке хана Кене.
Все притихли, домбра лишь стрекочет, поет,
И стоянку вокруг заполняет народ.
Песнь кочевья играет кюйши молодой, —
Как бы мог заслужить он иначе почет?
То к горам подымается песня легко,
То звенит, словно струйкой течет молоко.
То, как ветер прохладный, касается щек,
То, как ливень, бурлит и шумит широко.
Птицей билась домбра и косила крыло.
Все внимали с печалью, склоняя чело,
И тогда лишь замолкнуть просили кюйши,
Когда вечером солнце за степью зашло.
Все были очарованы его музыкой, особенно сестра хана, своенравная Карашаш. Она попросила брата, чтоб он отдал ей юношу как раба. И вот свободный музыкант становится собственностью капризной девушки. Он тяжело переживает потерю воли, но скоро его сердце попадает в новый плен: он влюбляется в Карашаш.
В голове у кюйши стали мысли мутней.
В этот миг может думать он только о ней.
Все свои девяносто он кюев забыл,
И склонился, смутясь, над домброю своей.
Точно он околдован иль бредит во сне,
Тихо крутит колки, припадает к струне.
Что с упрямой домброю — не может понять.
А красавица зорко глядит в тишине.
Любовь музыканта рождает новые песни. Жансугуров, автор стихов гражданского звучания, проявляет себя в поэме «Кюйши» как подлинный лирик.
Наконец он ударил по звонким струнам,
Встал напев, но какой — он не ведает сам.
Девяносто старинных забыты,— один
Вновь возникшею бурей летит по степям.
Почему я не ветер просторных степей?
Человеком нельзя мне приблизиться к ней.
Ветром я обнимал бы лаская, ее
Алых щек бы касался как можно нежней.
Если б только я создан был горным ручьем,
Искупалась бы дева в потоке моем,
Я качал бы в объятиях тело ее,
Целовал ее щеки в ущелье глухом.
Будь в капкане лисой я, пушистой еще,
Шубку лисью надела б она на плечо
И стояла бы, в красный укутана мех,
И я обнял бы плечи ее горячо.
Почему я не солнце палящего дня,
Что сквозь тучи струится потоком огня?
Я б спускался за горы вечерней порой,
И она бы глядела тогда на меня.
Карашаш тоже не остается равнодушной к талантливому юноше.
Ханша ждет, чтоб звучал он опять и опять,
Словно струны умеют огонь высекать,
И без умолку звонко стрекочет домбра,
А у девушки начало сердце пылать.
Но как ей, гордой аристократке снизойти до простого кюйши?
Что со мной? Я больна? Иль сошла с ума?
Или сблизиться с ним я б хотела сама?
Если раб этот голову склонит ко мне,
Славу рода покроет позорная тьма.
Сердце бросив собаке, я встречу позор,
Поцелуй бы меня осквернил с этих пор.
Нет, пятнать благородную кровь не хочу.
Молча, если так надо, взойду на костер.
Будут мучиться оба. Он просит разрешить ему уехать на родину. Карашаш обещает, что отпустит весной, но она не может жить без него и его песен.
Надо снова стать грозною ханшей степей.
Ум твердит: «Дай свободу ему поскорей!»
А печальное сердце стучит и стучит.
Нету слов, а рыданья сильней и сильней.
Не услышать ей больше, как струны гудят.
Отзвучавший напев не вернется опять.
«Пусть уходит кюйши»,— ум советы дает.
Эти струны — медовая сладость и яд.
Ах, возможно ли с ними расстаться душой?
Однако постепенно что-то стало меняться в песнях. Любовь у обоих проходит.
Тот напев, что привык и ласкать и томить,
Начал местью и гневной тревогою жить.
Остывает у девушки тела пожар,
Обрывается тихо любовная нить.
Ей домбра по-былому похвал не поет,
Прежней девушки в ней уж никто не найдет.
Вместо нежной красавицы — грубый медведь,
Для которого струны — отравленный мед.
Ядом душу домбра наполняет, как враг…
Карашаш выполняет просьбу юноши и отпускает его на волю.
Он домбру за широкий свой пояс заткнул,
И на родину лошадь его понесла.
А когда поглядел он с тоскою назад,
То и юрт не нашел прояснившийся взгляд.
Над душою рассеялся черный туман,
Мир раскрылся пред ним — и широк, и богат.
Так ушел из аула кюйши молодой.
Девяносто напевов унес он домой,
Ускакал от богатого хана Уйсун,
Оставляя лишь топот копыт за собой.
Девяносто напевов родилось для струн.
Доскакал до родного аула Уйсун
И, родимую юрту увидев, запел
Кюй свободы, что вечно прекрасен и юн.
Поэма «Степь» .
В 1930 году Жансугуров создает поэму «Степь». Это эпическое повествование о прошлом, настоящем и будущем родной земли. Повествование ведется от лица двух рассказчиков: аксакала и молодого человека. Перед глазами проходят картины трагического прошлого: набеги врагов, плен и смерть.
Пыль всклубилась. Враги идут,
Кровь густыми ручьями льют,
Грабят, душат, в полон берут,
Для защиты рек-матерей
Копья взяли батыры тут.
Сбились, сшиблись. Звенел металл,
Бурой кровью песок набухал.
Стало тесно в степи от тел.
Много там сражено наповал.
На копье торчит голова.
Стонет женщина, чуть жива,
На аркане взятая в плен.
Теплой кровью курится трава.
В безрукавых кольчугах вся,
На поджарых конях рыся,
Вслед за ханом неслась орда…
Степь попросила помощи у России, но, как считает поэт, царская власть не дала народу свободу и счастье, хотя он видит и плюсы присоединения земли казахов к Русской империи.
Но худа нет без добра —
Слышится стук топора.
В урочищах, где есть вода,
Стали расти города.
Встает Казалинск, возле вод
Семипалатинск растет,
Там, где гор бела высота,
Строится Алма-Ата.
Русский пахарь, пастух-казах —
Братья. Свет один в глазах.
Русский ткач и казах-шахтер —
Братья. Беден у них шатер.
Но не русских братьев, не их
Царь послал в степь — становых,
Управителей волостных,
Судей да городовых,
Да купцов, чтоб грабить и красть.
В степях, где овцы,— волчья власть!
Царь «Положенье о степях»
Ввел, и лишился прав казах.
«Край мой! — стонал казах, скорбя,—
Что же теперь ждет тебя?
Понятно, что изменения к лучшему Жансугуров связывает с революцией.
Беднота шла, оживая,
Пламенея, вьется стяг,
Льется песня трудовая.
Тот, кто раньше горевал
И не знал, как светят зори,
Шел в строю — и стар и мал,
Отрешась от бед и горя.
Поэма «Кулагер»
В 1936 году была закончена его поэма «Кулагер», где рассказывается о замечательном поэте Ахан-сере и его любимом скакуне Кулагере, который победил в скачках, но был убит завистниками. Жансугуров очень тщательно изучал факты о жизни певца, ездил даже на его родину.
Начинается этот печальный рассказ
С тех далеких времен, как устроили ас
В Ереймене живущие родом кереи
Старику Сагынаю — пробил его час.
Не остался в степи ни один в стороне,
Кто имел свою юрту и был на коне.
Горожане все маклеры – биржевики
И купцы-богатеи и те, что скромней.
Приехал на той и знаменитый Ахн-серэ, его песни знали в степи, а еще все были наслышаны о его знаменитом скакуне Кулагере.
Наблюдатель, завидев Ахана-сере,
Подскакал, поздоровался, в юрту позвал.
Принят с честью акын, и его Кулагер
Удостоился самых высоких похвал.
Остроумца в дебатах, батыра в бою,
Скакунов быстроногих в байге узнают.
Слух в народе пошел: «Кокшетавский Дулдуль
Объявился сегодня и в нашем краю!»
Все начиналось хорошо: поэту — почет, скакуну — восхищение. Впрочем, были и недоброжелатели:
Для байги он не вышел своим костяком,
Где уж думать о призе с таким рысаком?!
— Это там, в Кокшетаве, на кляче такой
Каждый шут балаганный глядится орлом.
Но к поэту сразу стали обращаться и те, кто надеялся купить Кулагера. Конечно, поэт отверг эти предложения. Так что вокруг Ахана и его коня кипели страсти. Байга, азарт скачек — им Жансугуров уделил много места в поэме.
У озера Кусак народ шумит на берегу,
Как будто на цветном ковре – на молодом лугу –
Сидит и ждет: богатыри сейчас пред ним должны
Могучей удалью своей померится в кругу.
Вот Ереймена склон. На нем стоит последний ряд.
Халаты, будто бы цветы, расцветками горят.
Чей род сильней? Кто победит? Аргын или Найман?
Казахи дружно гомонят, – поспорить каждый рад!
Кулагер был впереди и, конечно, победил бы, но в засаде его ждал убийца.
Лошадь белая убийцы
хороша, свежа.
Кулагер – усталый, можно
Резать без ножа.
«Отдохни чуток, дружочек», –
Прорычал бандит
И ударил острой штукой,
Что в руке зажал.
И была смертельной рана,
Рана у виска…
Кулагер упавший кровью
Жаркой истекал.
Велико было горе Ахана:
«Я зову – Кулагер,
Поднимись, дорогой!
Мне с тобой все на свете
Казалось игрой!
А теперь ты не встанешь,
Пусть плачет весь мир –
Ты ушел, я остался
Навек сиротой.
Интересно почтил память скакуна поэт.
А росла там береза –
Царица берез,
Там под ней Кулагер
Веселился и рос.
И на этой березе
повесил Ахан
Кулагера Главу.
Так он друга вознес.
Арест и смерть.
Настало лето 1937 года. Как обычно, Жансугуров с семьей жил в горах. Но вдруг до него дошли слухи об арестах самых близких друзей: Сейфуллина и Майлина. «В Алма-Ате творится что-то непонятное,» — забеспокоился Жансугуров. Он считал, что это недоразумение, решил, что должен вернуться, разобраться, чтобы помочь товарищам… За ним пришли в первую же ночь после приезда. При обыске изъяли бумаги, но некоторые уцелели. Часть спрятал родственник Фатимы в своем ауле . Интересно, что рукопись «Кулагера» сохранил следователь НКВД Голубятников, оформив бумагу о ее уничтожении. Фатима долго ничего не знала о судьбе мужа, обращалась в разные инстанции. Ей называли разные места его заключения, и лишь в 50-е годы она узнала, что Жансугурова расстреляли 26 февраля 1938 года. В 1957 году поэт был посмертно реабилитирован.