Омар Хайям. Интересно о поэте, математике, астрономе

У него было очень длинное имя: Гияс ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Но мы его знаем как Омара Хайяма, одного из самых читаемых сегодня поэтов. Он жил почти 1000 лет назад, был известен как выдающийся математик, астроном, автор календаря, более точного, чем тот, по которому мы живем. А как поэта его узнали только в   середине XIX века, когда англичанин Эдвард Фицджеральд перевел его стихи на английский язык. Надо сказать, до сих пор неясно, все ли из сотен публикуемых стихов действительно принадлежит ему. И даже больше: действительно ли этот серьезный ученый был автором четверостиший, где так много говорится о вине и красавицах, тем более, что свидетельств современников о том, что Омар Хайям писал стихи, нет. Кто-то вспоминает как возможного автора даже поэта Али Хайяма, жившего примерно в то же время. Эти сомнения могут разделять или не разделять ученые, да и вряд ли сегодня возможно что-то доказать определенно. Но для читающей публики бесспорен факт существования поэта Омара Хайяма, чьи стихи западают в душу людям совсем не поэтического XXI века.

Как про других средневековых ученых и литераторов, про него достоверно известно немного. Вот некоторые факты

•   Считается, что родился он 18 мая 1048 года. Как дошла  среди бурь далекого средневековья сохранилась такая точная дата? Оказывается, среди его бумаг нашли гороскоп, решили, что Хайям составил его для себя, и  один индийский  ученый на его основании установил дату его рождения Правда, есть сомнения: а его ли это гороскоп?
•  Слово»хайям» означает — «палаточник». Утверждают, что  это  профессия его отца, делавшего ткани для шатров. Его звали Ибрагим, поэтому одна из частей длинного имени поэта — ибн Ибрахим.
• А Нишапури указывает на город, где родился Омар Хайям — Нишапур, расположенный на равнине у подножья Нишапурских гор.

В X веке это был один из крупнейших городов Ирана, где было жителей больше, чем в Багдаде, да что говорить, в мире таких больших городов было немного. На его базарах продавали местные ткани из шелка и хлопка, гончарные изделия и лучшую в мире бирюзу, которую добывали поблизости.

А еще это было место, которое прозвали «Обителью знания» – Дар уль-ильм, ведь там в разное время жили выдающиеся правоведы, богословы, поэты. В IX веке В Нишапуре открыли первую в мире мусульманскую школу — медресе Байхакия,

Сначала Омар Хайям учился дома, наверное, помогал ему отец. И учеба была столь успешной, что, говорят, в 8 лет он не только знал наизусть Коран, но и умел его толковать, а еще изучал математику, астрономию. Кто-то усомнится: разве это возможно? Но читая про его старшего современника, великого медика ибн-Сину, видим, что примерно в этом возрасте и он знал наизусть Коран, а к 12 годам так разбирался в законоведении, что к нему за советом обращались старшие. Такие мальчики тогда подрастали в Бухаре, Нишапуре, Хорасане, и это дало небывалый расцвет науки и культуры в Средней Азии в IX- XII веках. Способствовало ему и то, что многие правители покровительствовали ученым, строили медресе, обсерватории, библиотеки. Считалось престижным иметь при своем дворе ученых медиков, математиков, философов. Владыки старались заманить к себе самых известных.

С 12 лет Омар Хайям учился в Нишапурском медресе.  Но учеба прекратилась через 4 года. Во время эпидемии умер сначала отец, а потом и мать. Юноша продал дом, мастерскую и отправился в Самарканд, чтоб продолжить учебу. Однако, поучаствовав в нескольких ученых диспутах, он так поразил всех своими познаниями, что его назначили учителем. В Самарканде он много занимался математикой и, предположительно, создал свой первый математический труд под названием «Трактат о доказательствах проблем алгебры и ал-мукабалы».

Через 4 года Омар Хайям переехал в Бухару, где был  обласкан  правителем — хаканом Шамс ал-Мулком. Говорят, хакан так уважал Хайяма, что сажал с собой на трон, хотя вряд ли того это очень интересовало. В Бухаре была одна из лучших библиотек в мусульманском мире. Он усиленно занимался математикой, медициной, астрономией, важной частью которой была астрология, мусульманским правом. Хайям не просто наслаждался придворной жизнью, но и лечил, предсказывал, как за несколько десятилетий до него делал и другой гений Авиценна (ибн Сина).

10 лет провел Омар Хайям в этом городе, а в 1073 году получил очень лестное приглашение от сельджукского султана Мелик-шаха переехать в его столицу Исфахан, один из древнейших городов Ирана, расположенный на берегу реки Заянде. Он должен был возглавить обсерваторию и принять участие в создании нового солнечного календаря.

Исфахан, тоже славился библиотеками и учеными. Достаточно сказать, что последние 14 лет своей жизни здесь работал Авиценна, читавший лекции в одном из исфаханских медресе. Душой всех культурных и научных преобразований был визирь Низам ал-Мулк. По одной из восточных легенд, он был другом молодости Омара Хайяма. Визирь назначил ученому щедрое содержание, чтоб тот мог заниматься наукой, не думая о пропитании. Последующие 20 лет станут самими продуктивными для него.

Вот несколько фактов из жизни  Хайяма-математика:

• 5 лет Омар Хайям с группой астрономов вел научные наблюдения в обсерватории, и к марту 1079 года ими был разработан новый календарь, который получил название по имени заказавшего его султана «Маликшахово летоисчисление». Он был на семь секунд точнее григорианского календаря, по которому мы живем. Целью нового календаря была наиболее точная привязка начала года — Навруза к дню весеннего равноденствия, когда солнце входит в созвездие Овна.
• Работая в обсерватории, Омар Хайям наблюдал за движениями светил, в итоге составил «Астрономические таблицы Маликшаха».  Их хорошо знали на Востоке, но до наших дней они не дошли.
• Астрономия была в то время тесно связана с астрологией, Омар Хайям имел высокий авторитет как предсказатель. Но вот что пишет его современник, поэт Низами Арузи Самарканди: «Хотя я был свидетелем предсказаний Доказательства Истины Омара, однако в нем самом я не видел никакой веры в предсказания по звездам».
•  В «Трактате о доказательствах проблем ал-джебры и ал-мукабалы» Хайам  Хайям изложил методы решения не только квадратных, но и кубических уравнений.
• В Исфахане Хайям написал  «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида», где  утверждал, что иррациональные числа, которые нельзя представить в виде обыкновенной дробит имеют право на существование.
• Книга «Трудности арифметики” не дошла до нас, но считают, что Омар Хайям вывел формулу того, что через 600 лет будет известно как бином Ньютона. Хотите решить его задачу?

В сфере интересов Хайяма была и физика, его перу принадлежит книга «Весы мудрости, или Трактат об искусстве определения количества золота и серебра в сплавах из них». А еще он писал работы по медицине, литературе, географии, его увлекали арабский язык и даже кулинария.  Да, говорят, занимаясь астрологией, он разработал таблицы астрологического питания для разных знаков Зодиака. Омар Хайям изучал труды Аристотеля и переводил с арабского на фарси (персидский) книги Авиценны.

В 1080 году он написал «Трактат о бытии и долженствовании».  В нем он признает существование бога, как первопричины бытия, но утверждает, что порядок явлений определяется в каждом частном случае законами самой природы. Вот такие вольнодумцы жили в XI веке. И это было опасно, потому что время Хайяма было очень неспокойным. Кроме покровителей наук всегда находились те, кто подозрительно относился к образованным людям, подвергая их преследованиям.

Не зря писал Омар Хайям: «Мы были свидетелями гибели ученых, от которых осталась небольшая многострадальная кучка людей. Суровость судьбы в эти времена препятствует им всецело отдаться совершенствованию и углублению своей науки. Большая часть тех, которые в настоящее время имеют вид ученых, одевают истину ложью, не выходя в науке за пределы подделки и лицемерия. И если они встречают человека, отличающегося тем, что он ищет истину и любит правду, старается отвергнуть ложь и лицемерие и отказаться от хвастовства и обмана, они делают его предметом своего презрения и насмешек.»

К Омару Хайяму отношение было противоречивым. Говорили, что коллеги уважали его, хотя в спорах он бывал резок. Народ расступался при его появлении, говоря: «Учитель идет». Но многие религиозные деятели его ненавидели, считая безбожником.

До поры судьба щадила Омара Хайяма, находившегося под защитой Низам ал-Мулка. Но 14 октября 1092 визирь был зарезан неким человеком, приблизившимся к нему под видом дервиша. А через месяц от непонятной болезни умер султан. В их смерти люди шепотом обвиняли исмаилитов. Вслух говорить боялись, потому что люди из этого радикального крыла ислама отличались особой жестокостью. Его сторонники, которых называли на востоке «хашишины», а в европейском варианте «ассасины», были хитрыми и беспощадными убийцами.

Обстановка резко изменилась. Вдова султана не жаловала ни визиря, ни его подчиненных. Обсерваторию закрыли, а Хайяма обвинили в безбожии.  О его дальнейшей жизни свидетельства обрывочны. Известно, что он совершил хадж в Мекку, «чтобы сохранить глаза, уши и голову». Считает, что потом он жил в Багдаде. Но последние годы его прошли в деревушке близ родного Нишапура. Омар Хайям вел уединенную жизнь, впрочем, судя про всему, у него были ученики, которых он поражал обширными познаниями и феноменальной памятью.

Сохранилось несколько свидетельств современников Омара Хайяма:

• Известный историк Аль-Байхаки вспоминал: «Однажды в Исфахане Омар Хайям внимательно прочел одну книгу семь раз подряд и запомнил ее наизусть, а возвратившись в Нишапур он продиктовал ее, и, когда сравнили это с подлинником, между ними не нашли большой разницы».
• О последних часах жизни Омара Хайяма мы знаем тоже от историка Аль-Байхаки. «Однажды во время чтения «Книги об исцелении Абу Али ибн Сины Хайям почувствовал приближение смерти (а было тогда ему уже за восемьдесят). Остановился он в чтении на разделе, посвященном труднейшему метафизическому вопросу и озаглавленному «Единое во множественном», заложил между листов золотую зубочистку, которую держал в руке, и закрыл фолиант. Затем он позвал своих близких и учеников, сделал завещание и после этого уже не принимал ни пищи, ни питья. Исполнив молитву на сон грядущий, он положил земной поклон и, стоя на коленях, произнес: „Боже! По мере своих сил я старался познать Тебя. Прости меня! Поскольку я познал Тебя, постольку я к тебе приблизился“. С этими словами на устах Хайям и умер».
• Незадолго до смерти Омар Хайям вдруг сказал, что его могила будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать его цветами. Слышавший эти слова был позднее на месте, где он похоронен. Вот что он потом написал: «В пятницу я пошел поклониться его праху взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре, повернул налево у подножия стены, огораживающей сад, и я увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрывали под цветами. И пришли мне на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места».  Могила Омара Хайяма находится в 20 км от Нишапура, она стала местом паломничества. Там по-прежнему растет много яблонь и груш.

Да, но вы спросите, а когда же он писал свои рубаи? Этого никто не знает. Историк Ибн Ал-Кифти в XII веке упоминал о его стихах, «жалящих как змея».  Он писал: «Не было ему равного в астрономии и философии, в этих областях его приводили в пословицу; о если бы дарована была ему способность избегать неповиновения богу!» А Наджм ад-дин Рази, живший в XIII  веке сожалея, что поэт, отмеченный «талантом, мудростью, остроумием и познаниями», пишет еретические стихи, приводит   четверостишие, в котором поэт дерзко обращается к Творцу:

Жизнь сотворивши, смерть ты создал вслед за тем,
Назначил гибель ты своим созданьям всем.
Ты плохо их слепил, так кто тому виною?
А если хорошо, ломаешь их зачем?

В его стихах мы часто слышим укоры Богу, но есть у Хайяма и такие строки:

Кому случается до Божьих тайн дойти,
Того стараются презреньем извести.
Глядят христианин, еврей и мусульманин,
Как на заблудшего, на странника в пути.

Он был другим и верил иначе, такое  во все времена не прощают.

Но стихи Хайяма продолжали свою тайную жизнь. В рукописи Бодлианской библиотеки Оксфордского университета, датируемой 1460 годом обнаружили 158 его четверостиший. В 1462 г. Йар Ахмад ибн Хосейн Рашиди Табризи завершил труд по составлению большого свода четверостиший Хайяма и назвал его «Тараб-ханэ» («Дом Радости»).

В марте 1857 г. в библиотеке Азиатского общества в Калькутте английский санскритолог Кауэлл нашел рукопись четверостиший Омара Хайяма и выслал их английскому интеллектуалу и аристократу Эдварду Фицджеральду. Тот перевел четверостишия и опубликовал их в виде поэмы, главный герой которой пирует, радуется жизни, а периодически высказывает мудрые мысли. Она называлась «Рубайат Омара Хайяма» и была напечатана 15 января 1859 года. Автор не был указан, и поначалу книгу не заметили, но к 1880-м годам популярность поэта была уже так велика, что повсеместно создавались клубы Омара Хайяма.  Известно, что в середине XX века в США количество книг Омара Хайяма превышало тиражи всех прочих сборников стихов вместе взятых.

Не странно ли, что многие научные труды, хорошо известные ученым его времени, затерялись, а стихи, которые он скорее всего писал для себя, возможно даже скрывая от других, кем-то переписывались и передавались людям следующих веков? Они доносят до нас удивительно живой голос человека, жившего 1000 лет назад. Он совсем не устарел. Нам понятно и отчаяние поэта от сознания быстротечности жизни, неотвратимости смерти, и упорное желание узнать, для чего мы в этом мире. Человек слаб, он — всего лишь игрушка в руках судьбы, а после смерти превращается в прах, и все же он велик, потому что не смиряется перед ней, отваживается сбросить печаль и быть счастливым, несмотря ни на что.

Порою некто гордо мечет взгляды: «Это — я!»
Украсит золотом свои наряды: «Это — я!»
Но лишь пойдут на лад его делишки,
Внезапно смерть выходит из засады: «Это — я!»

И пылинка — живою частицей была,
Черным локоном, длинной ресницей была.
Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:
Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, — а где, скажите, дым?

Мы источник веселья — и скорби рудник.
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик!

Жанр рубаи, четверостиший, где рифмуются 1,2 и 4 строки был широко распространен на Востоке и являлся частью фольклора. Их не столько читали, сколько пели. В X веке эту форму стали использовать и профессиональные поэты. Но в сборниках поэзии — «диванах» их помещали в самом конце, считая этот жанр развлекательным, несерьезным, ведь там чаще всего писалось о любви.

Вряд ли Хайям, записывая свои мысли, порой мудрые, порой полные отчаяния и даже упреков Богу, думал о том, что говорит новое слово в поэзии. Но для современных читателей стихи Омара Хайяма — высокая поэзия, созвучная любой эпохе.

Те, что веруют слепо, — пути не найдут,
Тех, кто мыслит, — сомнения вечно гнетут.
Опасаюсь, что голос раздастся однажды:
«О невежды! Дорога не там и не тут!»

Ад и рай — в небесах», — утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай — это две половины души.

Если низменной похоти станешь рабом
Будешь в старости пуст, как покинутый дом,
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?

Ты обойден наградой? Позабудь.
Дни вереницей мчатся? Позабудь.
Небрежен Ветер: в вечной Книге Жизни
Мог и не той страницей шевельнуть…

Если труженик, в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего —
Почему он ничтожеству кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?

У Хайяма много стихов, перекликающихся с его философскими взглядами о том, что Аллах сотворил мир, но с тех пор в нем все существует по законам природы. Он нередко обращается с укорами к небу, что оно равнодушно к людям.

Добро и зло враждуют: мир в огне.
А что же небо? Небо — в стороне.
Проклятия и яростные гимны
Не долетают к синей вышине.

В его стихах много печали и усталости. Вряд ли такие стихи могли родиться, пока он жил в Исфахане, был увлечен наукой, окружен почетом. Может, сочинение стихов было утешением его одинокой старости?

О, когда бы для отдыха место найти
Иль конец увидать роковому пути!
О, когда бы надежда была — хоть травинкой
Через тысячу лет из земли прорасти!

Росток мой — от воды небытия,
От пламени скорбей — душа моя.
Как ветер, я кружу, ищу по свету —
Где прах, в который превратился я?

Когда я молод был, все тайны бытия,
Казалось, я раскрыл. Ах, ошибался я!
Мне разум говорит: «Ты ничего не понял,
Бесплодной и пустой прошла вся жизнь твоя».

Первым, кто перевёл Омара Хайяма, был Василий Львович Величков 1891 -м году. С тех пор рубаи Хайяма переводили стихами ещё 77 человек. У Игоря Голубева их 1306, у  Николая Стрижкова – 507,  у Владимира Державина – 494.  Переводил Хайяма известный поэт Александр Кушнер. Многие делали переводы с подстрочника, а, скажем, Осип Румер, полиглот, знавший 26 языков, читал его в оригинале — на фарси. Вот его переводы.
Что миру до тебя? Ты перед ним ничто:
Существование твое лишь дым, ничто.
Две бездны с двух сторон небытием зияют,
И между ними ты, подобно им, — ничто.

От страха смерти я, — поверьте мне, — далек:
Страшнее жизни что мне приготовил рок?
Я душу получил на подержанье только
И возвращу ее, когда наступит срок.

Жизнь конечна но это не значит, что прожить ее можно кое-как. Вот что пишет Хайям о человеческом достоинстве, доброте.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Это перевод Владимира Державина:

Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.
Сокровища свои потрать, пока ты жив;
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

Многие считают лучшими переводы Германа Плисецкого.
Мы — послушные куклы в руках у творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас по сцене всевышний на ниточках водит
И пихает в сундук, доведя до конца.

Я вчера наблюдал, как вращается круг,
Как спокойно, не помня чинов и заслуг,
Лепит чаши гончар из голов и из рук
Из великих царей и последних пьянчуг.

Вот лицо мое — словно прекрасный тюльпан,
Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан,
Одного, сотворенный из праха, не знаю:
Для чего этот облик мне скульптором дан?

Ты едва ли былых мудрецов превзойдешь,
Вечной тайны разгадку едва ли найдешь.
Чем не рай тебе — эта лужайка земная?
После смерти едва ли в другой попадешь…

Удивленья достойны поступки творца!
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.

Веселись! Ибо нас не спросили вчера.
Эту кашу без нас заварили вчера.
Мы не сами грешили и пили вчера
Все за нас в небесах предрешили вчера.

Лучше сердце обрадовать чашей вина,
Чем скорбеть и былые хвалить времена.
Трезвый ум налагает на душу оковы.
Опьянев, разрывает оковы она.

Часто, говоря о Хайяме,  его называют певцом любви и вина. Это довольно странно, так как, во-первых, трудно себе представить увлеченного познанием ученого в роли беззаботного пьяницы и любителя красавиц. Да к тому же в исламе вообще алкоголь запрещен. Правда, у многих восточных поэтов в стихах воспевается вино и любовь, говорят, такова еще доисламская традиция. Мало того, считают, что в суфийской поэзии вино опьянение — это религиозный экстаз, приближение к Аллаху. Кто-то утверждает, что и у Хайяма присутствует такое иносказание. Предполагают, что поэт относился к суфийскому ордену, но сведений об этом тоже нет.

Нежным женским лицом и зеленой травой
Буду я наслаждаться, покуда живой.
Пил вино, пью вино и, наверное, буду
Пить вино до минуты своей роковой!

Пей вино, ибо жизнь продлевает оно,
В душу вечности свет проливает оно.
В эту пору цветов, винограда и пьяниц
Быть веселыми повелевает оно!

Виночерпий, налей в мою чашу огня!
Надоела хвастливых друзей болтовня.
Дай мне полный кувшин этой пламенной влаги,
Прежде чем изготовят кувшин из меня.

Ты не верь измышленьям непьющих тихонь,
Будто пьяниц в аду ожидает огонь.
Если место в аду для влюбленных и пьяных —
Рай окажется завтра пустым, как ладонь!

Говорят: нас в раю ожидает вино,
Если так — то и здесь его пить не грешно,
И любви не грешно на земле предаваться —
Если это и на небе разрешено.

Беззаботный Хайям? Но я не вижу в его стихах особой беззаботности, потому что очень часто в них есть напоминание о бренности, близости смерти, и вино — последняя попытка бороться с печальными мыслями.

Листья дерева жизни, отпущенной мне,
В зимней стуже сгорают и в вешнем огне.
Пей вино, не горюй. Следуй мудрым советам:
Все заботы топи в искрометном вине.

Да будет влюбленного сердце восторгом полно.
Да будет позор презирая, безумным оно.
Я, трезвый, терзаюсь об мелочи каждой… А пьяный —
Я светел и трезв: будь, что будет — не все ли равно.

Об Омаре Хайяме много пишут, хотя, честно говоря, все сведения о нем включая даже даты жизни, подвергаются сомнению. Появляются все новые переводы его стихов, но не утихают споры о том, передают ли они мысли и образы поэта? Невольно вспомнишь его стихи:

Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно!
Вот последняя правда, открытая мной.

Наверное, последняя правда заключается в том, что, когда начитаешь читать стихи Омара Хайяма, трудно остановиться. Когда пытаешься определить, какой он, — видишь, что лирический герой поэта одновременно и певец вина и земных радостей, и философ. Он — глубоко религиозный человек и скептик, все подвергающий сомнению. Он так и не застыл в одной форме — переменчив, подвижен, как все мы — живые люди. И поэтому у каждого своя правда об Омаре Хайяме. И еще думаешь: зря он считал, что ото всех остается только пыль и глина — от некоторых — стихи, в которых их жизнь продолжается вот уже почти 1000 лет.